Царь Птолемей готовил свое войско для похода на Антиохию поспешно. На улицах Александрии появилось много вооруженных воинов. Они слонялись по городу, заглядывали в многочисленные лавочки, торговые палатки, пивные заведения, толпились около продавцов плодов цитрусовых и овощей. Заглядывались на красивых девушек или на выгонах обучали заинтересованных юношей стрелять из лука и мастерски владеть мечом. Мускулистые, красивые телом молодые командиры в товариществе проституток подолгу вечерами сидели в трактирах, пили, ели, танцевали, пели. Иногда там начинался шум, слышалась ругань, звон мечей и битой посуды. Тогда оттуда выскакивали в разодранных рубашках проститутки и, никому не жалуясь, прятались в темных подворотнях.

К морским пирсам стали чаще причаливать остроносые судна, груженые оружием, фуражом для лошадей, огромными бурдюками с вином, большими корзинами с фруктами и сыром. На корме суден в загородках привозили овец и откормленных свиней. Рабы под надзором надсмотрщиков на плечах несли товар в склады, или грузили в двухколесные телеги, запряженные мулами, или навьючивали ослов, которых погонят за город, где квартируют когорты воинов.

На площадях города царские глашатаи разъясняли горожанам решения Птолемея о выделении военной помощи Береники, жене Антиоха, который внезапно умер.

- Египтяне, - надрывно выкрикивали глашатаи, - время справедливости настало! Боги смилостивились над нами. Земли, что испокон веков принадлежали нам, снова могут быть нашими, если мы их защитим. Мы сделаем Египет великим, таким, каким он был во времена славных фараонов Аменхотепов, царь призывает к оружию! Смерть антиоховцам!..

- Смерть!.. Смерть!.. - выкрикивали присутствующие молодые люди, потрясая над головами кому-то кулаками.

- Сделаем Египет великим! Сделаем!..

Мысль о бывших землях не оставляла царя. Он уже не мог думать ни о чем другом, кроме своего всемирного величия. Вот он сидит на высоком золотом троне в пурпурной тоге из парчи, на голове у него уже не двойная корона Египта, а тройная, что символизирует еще земли Бактрии и далекой Индии. Перед ним в поклоне вожди и цари со всего мира, они несут большие дары. Его сокровищница наполнена золотыми талантами, статерами и серебряными тетрадрахмами, на пастбищах табуны его крепконогих лошадей; мастера куют двусторонние мечи, войско многочисленное и хорошо вооружено. Карфаген боится его. "Карфагеняне, вы победили финикийцев, овладели Корсикой и Сардинией, нанесли поражение римским консулам, но бойтесь моего гнева! Только я - царь и больше никто!".

Птолемей велел своему сыну Эвергету придти к нему. Когда тот явился, он жестом руки показал на стул.

- Садись и слушай, что я скажу. Ты будешь властителем державы, которую я пытаюсь основать. Она будет великой и границы достигнут краев мира, вожди и цари дальних земель будут нашими вассалами. Когда-то твой дед Птолемей Первый, мечтал о такой державе, но тогда не было такой возможности, какую мы имеем. Нам будет стыдно, если мы не используем ее. Мы обязаны собрать под нашу корону все разбросанные египетские земли. Но, чтобы дело было успешным, должны избавиться от врагов. Лаодика, сестра царя Антиоха, наш явный враг. Она претендует на царскую корону Селевкидии, противодействует твоей сестре Беренике. Пока Лаодика и ее единомышленники живут и пользуются свободой, нам создается угроза потерять и те земли, которые имеем. Что надо сделать, чтобы избавиться от этой угрозы?

Эвергет, который внимательно с интересом слушал отца, по-своему понял "что надо сделать?" Он сказал:

- Немедленно послать наши легионы войск, захватить Антиохию, короновать Беренику и огласить ее единственной царицей Селевкидии.

- Это надо сделать. Но не только. Угроза со стороны Лаодики и ее сыновей остается. Они не откажутся от своего права быть правителями государства и пока будут жить, будут искать возможность вернуть трон. Когда-то я рассказал тебе про твоего деда Птолемея Первого. Он добыл египетскую корону благодаря придворному скифу. Тот тайно убил брата и сына Александра Македонского, устранил мою распутную бабку Таисию, которая самовольно одела на свою голову корону, и посадила на трон твоего деда, а моего отца.

Эвергет понял, что хочет отец, он патетично сказал:

- Я сам убью Лаодику!

- Неразумно. Я намеренно напомнил тебе о скифе.

Сын удивленно поднял брови, догадался, на какого скифа намекает царь.

- Имеешь в виду скифа из Антиохии?

- Ты уже познакомился с Демосфеном? Нет?.. Береника пишет, что он наш надежный друг. Немедленно познакомься и возьми под свою опеку. И еще хотел сказать тебе о гетере Кассандре…

Шевельнулась завеса на дверях и царь на полуслове замолк. На пороге появился Рувим.

- Мой царь, можно зайти?

Царь уже давно ждал его вещих советов. Ему сказали, что оракул неделю не слазит с крыши, ночами слушает звезды, а днем разгадывает их запутанные голоса.

- Прошу, садись и говори, - с надеждой на добрую весть сказал царь.

- Хочу говорить наедине, - сказал Рувим и глазами показал на Эвергета.

- Говори. Эвергет - моя тень.

Оракул не стал возражать, начал издалека и загадочно рассказывать о звездах, которые часто и без причины меняются местами и тем запутывают истину.

- Золотосияющий Персей не отходит от Андромеды, а красного цвета движущая звезда, что появляется в зените в полночь, знаменует войну на юге Египта.

- Рувим, ты ошибся. Звезда знаменует войну на севере, а не на юге, - оборвал рассказ оракула Птолемей.

- Мой добрый царь, я сам так думал, но звезда повторила: на юге Египта. Война с новыми дикими гиксосами. Враги вашей короны еще живы.

- Нет, нет!… - Замахал руками Птолемей. - Только не война с гиксосами. Нам надо идти на Антиохию. На Ан-ти-о-хию!..

Мысль о возможной войне с племенами гиксосов - так египтяне называли все вражеские племена еще с того времени, когда несколько столетий назад группа семитских кочевых народов гиксосов захватили Египет и владели им почти сто лет, - остро поразила царя, он разволновался.

Проклятые племена!.. Всегда идут войной, когда войско нужно для другой войны. И откуда взялись? Откуда пришли? Они могут помешать заветной мечте… От такой мысли царю стало холодно.

- Дорогой Рувим, - умоляющим голосом обратился к оракулу царь, - я ценю твой талант вещуна, ты давал ценные советы. Скажи теперь, что ошибся. Молчишь? Скажи, что нерасслышал небо. Молчишь? Сегодня пошлю гонца к южным номархам. Если сказал неправду и придумал гиксосов, распрощаемся навсегда.

От таких царских слов Рувиму тоже сделалось холодно. Хорошо знал, как разлучаются цари с оракулами. Когда Рувим вышел из покоя, Эвергет обратился к отцу:

- Наши легионы уже укомплектованы и доукомплектованы надежными воинами. Определен маршрут, намечены места остановок, отдыха и пополнения продуктовых запасов. Маршруты согласованы с воетысячниками. Мы легко и быстро победим антиоховцев, перевес в оружии на нашей стороне. Разреши мне возглавить наши легионы. Я добьюсь победы.

Птолемей посмотрел на сына с интересом, но смолчал. Эвергетова уверенность и решительность успокоили его. Он подошел к столу, взял из вазы лимон с желтой пахучей кожицей, отрезал кружочек и, кряхтя и кривя губы, съел. Тогда обратился к Эвергету:

- Ты продолжаешь водиться с Кассандрой? Проститутка сыну царя не пара.

- Отец, Кассандра образована, умна. Она из высокого давнего рода, умеет любить… Она красивая… Лучшая из всех гетер. Разве ты забыл, что гетера Олимпиада родила македонскому царю Филиппу сына Александра, которого полюбили боги за великое мужество и разум. Александр победил персов и благодаря его победам наш род правит Египтом.

- Не забыл, но не забыл и то, что Олимпиада убила своего мужа царя Филиппа. Ты хочешь такого финала? Не хочешь? Так выбрось ее из головы.

- Не могу.

Птолемей удивленно посмотрел на сына, спросил:

- Почему?

- Она не в голове, а в сердце.

Царь снова посмотрел на сына:

- Царская корона сердца не имеет, потому она и на голове. Будешь принимать в расчет сердце - будешь без головы.

- Твоя бабка Таисия тоже была гетерой, наложницей бога, но твой дед любил её. Люди до сих пор говорят о ней, как о доброй женщине, которая под волосами имела разум, а в груди пылкое сердце.

- Так говорят, потому что не знают истины, - не соглашался царь. - Таисия, когда была при Александре в походах, просто так, по прихоти, сожгла красивейший персидский город Персеполь, оставила тысячи людей без крыши над головой.

Эвергет не успокаивался, доказывал свою правоту.

- Да, сожгла, но с разрешения Александра, с которым накануне пьянствовала и провела ночь в его постели. Писарь Александра детально описал тот случай. Он пишет, что Таисия, как страстная богиня Сатис, держа в руках пылающий факел, неслась на красивом вороном коне от дома к дому, от хижины к хижине и поджигала их. Ее длинные черные волосы развевались на ветру, как грива льва, что гонится за добычей. На фоне пожара ее гибкий стан зачаровывал военачальников и легионеров, они громкими выкриками подбадривали, кричали: "Таисия, не падай духом!.. Покажи хлюпикам, на какой подвиг, кроме постели, еще способна красавица! Пускай коня галопом, - твой час настал!.."

Птолемей не стал перечить, сам читал про нее заметки писаря, знал ее проделки. Но сейчас не до нее. Голова и душа болит проклятыми гиксосами. Откуда они пришли? Кто натравил? О боги, вас много, а помощи не видно.

Птолемей больше не задерживал сына. Закрыв за ним двери, выдернул зеленую пальмовую веточку - пальмовые пучки в царском покое были священными атрибутами - и положил на мраморный пьедестал, на котором стояла терракотовая любимая египтянами метровая статуя богини семейного затишья и любви Хатхори.

- О красивая богиня, - молитвенно заговорил царь, - погаси в сердце моего сына Эвергета безмерное чувство любви к Кассандре. Отведи от него злую долю, сбереги наследника на мой трон. Ты все видишь и слышишь, склонись сама к нему, а гетеру отстрани.

На следующий день Эвергет велел дворецкому найти Демосфена и пригласить его в штаб конников. Демосфена в покоях не было. И Неарх трех своих слуг послал искать его в городе. Слуги бегали по улицам, заглядывали в кофейни, даже заходили в усыпальницу Александра Македонского, в мусейн, где размещалась царская библиотека, но он как в воду канул. Разочарованные и очень уставшие уже возвращались назад, когда внезапно на подворье скульптора увидели Демосфена. Он сидел с Клеофардом за столом возле ряда скульптур и пил чай из побегов мяты, ячменной муки и меда. Слуги еще с улицы закричали:

- Демосфен!.. Демосфен, вас ждет царевич в штабе! Просит немедленно зайти.

Демосфен не ожидал такого приглашения и немного забеспокоился, но и обрадовался: наконец вспомнили о нем.

Штаб находился на южной околице города, где дислоцировался элитный отряд конников.

Шел по песчаной улице города. Прохожих было мало, солнце стояло в зените и немилосердно жгло. И он выбирал тропки, с обоих сторон обсаженные деревьями. Там было прохладнее. Прошел мимо дома с колоннадами, на которых были ажурные капители. За домами - сады, огражденные частоколами, за ними аж до песчаного пригорка стояли хижины и курени бедняков и загоны для овец.

Демосфен спустился в широкую низину, рассеченную балкой, в которой бил родник. Он перепрыгнул через неширокий ручей и вышел из балки, увидел вдали приземистые крепостные стены, около них паслись кони. Озабоченный своими мыслями, сразу и не заметил остриженных мальчишек с деревянными мечами, которые выбежали из-за пригорка и, окружив его плотным кольцом, выкрикивали:

- Сдавайся! Ты побежден!...

- Сдаюсь, - Демосфен поднял руки, удивляясь. - Воины, что случилось?

- Ничего не случилось, - хором ответили дети. - Играем в войну. Никто не хочет быть селевкидом, вот мы и решили ловить дезертиров.

- Я дезертир? Такого не было и не будет. Тот человек, что едет из города на осле, тоже дезертир?

Дети посмотрели на дорогу, куда показывал "задержанный", и закричали:

- Тоже дезертир. Дезертир!

- Легионеры! - по-командирски воскликнул долговязый мальчик. - Окружите и остановите трусливого дезертира, который бежит с поля боя и сманивает бежать других трусов. Бегом, марш!

Голосистые дети с воинским азартом дружно подняли самодельные деревянные мечи и побежали навстречу новой "жертве войны".

Демосфен в помещении штаба на греческом языке поздоровался с царевичем:

- Хайре! (здравствуй, радуйся)

Среднего роста мешковатый царевич, блаженно улыбаясь, вышел из-за стола, на котором лежали исписанные иероглифами листы папируса и пергамента, подошел к Демосфену и взял за руку:

- Хайре! Демосфен, рад познакомиться. Говорят, ты мужчина мужественный и мудрый, хотя и живешь в городе варваров.

- Катон, - обратился Эвергет к воетысячнику, стоявшему в стороне, - знакомься. Друг моей сестры Береники - наш друг.

- Хайре, Демосфен! - приветствовал Катон. - Я сопровождал Беренику, когда она ехала на свадьбу в Антиохию. Ваша столица мне понравилась: речка Оронт, широкие поймы, могучие деревья, зеленые пригорки… Земля хорошая и богатая.

- Спасибо, что нравится. Она и теперь прекрасна, за исключением некоторых людей.

- Понимаю, - согласился Катон.

И твердостью голоса командира, и мощностью фигуры, и преданностью говорил, что он настоящий воин царя.

- Понимаю, - продолжал говорить Катон, - имеются антиегипетские настроения. Это поправимо. Мы имеем такие лекарства, от которых они быстро поправятся.

Хотя Демосфен понимал, о каких лекарствах говорит воетысячник, но с наигранным интересом спросил:

- Какие лекарства?

- Прошу идти за мной, - попросил Катон. И повел Демосфена в большое помещение, заполненное копьями, мечами в ножнах и без них, стрелами в колчанах и без колчанов, военными дротиками с наконечниками, щитами из бычьей шкуры и красной меди, пустыми амфорами, ножами. Все кучами лежало на каменном полу.

- Это наши надежные лекарства, - показал на них рукой воетысячник.

- Катон, знаю, что любишь хвастаться, но отдай мне гостя, - сказал Эвергет.

Он взял Демосфена под руку и повел в комнату, смежную со штабом. В роскошно меблированной комнате на бархатном ложе сидела жрица любви, гетера бога Амона-Ра Кассандра в голубом платье из шелковой ткани. Она быстро поднялась и подошла к Демосфену, положила себе на сердце холеную руку, украшенную золотом:

- Здравствуйте, рада познакомиться, - остановила взгляд на нем и обратилась к царевичу. - Эвергет, это тот, кто сидел на коновязи и не приветствовал тебя.

- Когда это было, Кассандра?

- Давно.

- "Давно" - в счет не берется, тем более, когда нарушитель друг моей сестры.

Кассандра, услышав такие слова, смутилась.

- Прошу прощения. Я не знала, что он царский родственник.

Она поняла свою ошибку, стояла расстроенная и виновато моргала большими светло-серыми глазами, словно неожиданно стала обеими ногами в холодную воду. На красивом подрумяненном лице появилась неуверенность.

- Такой красивой женщине нельзя не простить. Прощаю, - сказал уважительно Демосфен, не отводя от нее взгляда.

Она действительно была очень красивой: мягкие светлые глаза, светлые волосы, тонкий стан и гордая осанка, и волнительные груди - магически разоружали и зачаровывали собеседника.

Эвергет заметил восхищение гостя, спросил:

- Нравится? Она всем нравится. Недаром бог Амон выбрал ее своей возлюбленной.

- Не буду лукавить, нравится. Рад, что сын великого царя Птолемея имеет утонченный вкус на женскую красоту. Говорят, что некрасивых женщин нет. Есть женщины, которые умеют делать себя красивыми и привлекательными, а есть такие, которые не умеют это делать. Кассандре прихорашиваться не следует, ее краса от бога.

Самовлюбленного и самоуверенного Эвергета Демосфенова похвала его возлюбленной обласкала душу, его лицо осветилось необыкновенной улыбкой.

- Слышишь, Кассандра, что о тебе говорит истинный знаток женской красоты?

- Спасибо за похвалу, но я не золотая монета, чтобы всем нравиться. По указанию моего бога должна осчастливить только одного Эверегета.

Она подошла к царевичу и бесцеремонно обняла его. Лицо Эвергета еще ярче осветилось радостью и удовольствием - он безумно любил ее.

- Кассандра, сами боги видят, что ты говоришь правду. Но давай выполним обязательства гостеприимных хозяев. К нам пришел желанный гость. По обычаю наших предков мы обязаны угостить его чем-то вкусным. Прикажи слугам накрыть стол и приготовить мои носилки, - сказал Эвергет и обратился к Демосфену. - Друг, от сегодняшнего дня тебя будут носить рабы на моих носилках. Пусть все видят и знают, что ты мой дорогой гость.

- Большое спасибо за уважение, но я еще такой высокой чести не заслужил.

- Не заслужил, так еще заслужишь. Наш оракул пророчит тебе великое будущее, будешь иметь большой успех. Я оракулу верю. Он говорит правду. Не упусти счастливую возможность. - Эвергет сделал паузу, ждал, что скажет гость, но тот молчал. - О твоем будущем мы еще поговорим, - и снова сделал паузу. - Домой я езжу на коне или колеснице. А мои рабы скучают без работы, потому хочу, чтоб носили тебя на паланкине, на моих носилках. Ну, кто такие рабы? Это люди, которые имеют перепуганные души. Отбери от них страх - и рабов не станет. Моих рабов воспитывают рабы, ибо мудрые говорят, если раба воспитает вольный человек, то раб станет вольным. Если ребенка отдать на воспитание рабу, то будешь иметь двух рабов. Рабам родина там, где их кормят. Чем лучше их кормишь, тем больше они будут любить кормильца.

Демосфен понимал, что мысли, высказанные царевичем, не его. Они продукт царизма и имеют долгие корни. Чтобы не перечить, сказал:

- Ты прав, но чтобы привить ребенку любовь к родине, надо чтобы такая любовь была у родителей.

- Верно, - согласился царевич, радуясь, что тема нравится гостю.

Слуги принесли воды в посудине, чтобы мыть руки и слили обоим над тазиком. Потом накрыли стол: красное выдержанное вино, салера и латук под оливковой приправой, жареное мясо с луком, пироги с фруктовой начинкой, посыпанные зернами сезама и политые медом.

- Говорят, мужчины мудреют и молодеют, когда женщина разливает вино. Демосфен, ты не против, чтобы Кассандра наполнила нам бокалы вином?

- Рад буду выпить из ее рук.

- Одобряю. За преданность и дружбу!

Когда выпили и поставили на стол бокалы, Эвергет произнес тираду:

- Есть ли вина лучше, чем из гранатов? Нет. Вино, как светильник божий, стирает с душ пятна и открывает глаза на женщин. Но мой отец думает иначе. Он говорит, что воинам пить вино и любить женщин нельзя, ибо чем горячее и дольше они любят, тем меньше остается времени на войну. Послушаю отца и спрячусь в одиночество.

- С Кассандрой, - подал реплику Демосфен.

Эвергет захлопал в ладоши.

- Верно сказал. С Кассандрой будет рай и в одиночестве.

Все рассмеялись. Вино взбодрило. Начались рассказы об интимных приключениях, интересных знакомствах.

- Демосфен, запомни, - сказал царевич, - боги только тем мужчинам отпускают грехи, кто делит ложе с их наложницами. Кассандра, я правду говорю?

- Да, правду. Наложницы богов обязаны научить мужчин любви, чтобы не были жестокими и не становились животными, лишенными разума.

- Понимаю, - согласился Демосфен, - только почему грехи отпускаются, а злодеяния остаются…

- Что ты имеешь в виду? - спросил Эвергет. - Я преступлений не совершаю. Кассандра не делает. Ты тоже. Про какие злодеяния говоришь?

- О войне. Разве война не преступление?

- Нет. Не всякая война злодеяние. Мы, Птолемеи, хотим честного мира, но из опыта знаем, что без войны его не добыть. Не зря римляне говорят: "Хочешь мира - готовься к войне!".

- Кассандра, будь добра, оставь нас одних. Нам необходимо поговорить на государственную тему.

Гетера молча вышла из-за стола и оставила комнату.

- Демосфен, садись рядом, надо поговорить. Я попросил Кассандру оставить нас, ибо знаю женские языки. Люблю молчаливых и тихих женщин. Так о чем мы?.. Ага, о войне. От тебя, как от нашего друга, скрывать не стану. Мы готовимся к войне с Лаодикой, но не с антиоховским народом. Мы хотим справедливости. Исконные египетские земли должны быть нашими. Ты, верим, не будешь стоять в стороне, поможешь нам. Нам нужна не просто победа, а победа убедительная. Если Береника получит корону, ты будешь ее правой рукой… Мы поможем установить должный порядок в стране, напишем новые законы, усмирим непокорных, наладим хозяйство. Мы знаем, как это сделать… Имеем большую и хорошо обученную армию. Думаю, что ты в этом скоро убедишься. С походом надо спешить, время не ждет, сообщения из Антиохии приходят тревожные…

- Тревожные? - вскинулся Демосфен.

- Страшного ничего нет, но мы знаем, что Лаодика и ее единомышленники не будут сидеть, сложа руки. Она наш враг и мы должны ее…

- Что? - быстро спросил Демосфен со скрытой тревогой.

- Утихомирить. Объяснить, что справедливость на нашей стороне.

Эвергет выпрямил спину и хлопнул себя ладонью по лбу:

- Стой, чуть было не забыл. Тебе халдеи оставили буланого коня. Хороший жеребец, он в моей конюшне. Можешь забрать хоть сегодня.

- Какие халдеи? - не понял Демосфен.

- Племя, что убежало когда-то от Антиоховских сборщиков дани и поселилось на нашей земле.

- Но я для них ничего такого не сделал, чтобы получить дорогую награду.

- Наверно, что-то сделал, если дарят коня. Царь отпустил их на дарованную их богами землю. Вернутся в Вавилонию и будут нашими надежными друзьями. Молодые мужчины будут служить в нашем войске, а старые заниматься коневодством, к чему имеют талант.

- Эвергет, ты сегодня доставил мне большую радость. Теперь, имея коня, я смогу поехать на юг к пирамидам, чтобы помолиться славным фараонам, а также побывать в храмах богов, что опекают Египет. Это моя мечта.

- Конечно, можешь, но у нас мало времени, неделя, не больше. Через неделю пойдем на Антиохию. Хочешь ехать сам?

- Хотел бы с Клеофардом, он соглашался быть проводником, но не имеет коня.

- О! Клеофард отлично знает эти места Египта. Он удивительный, загадочный человек, много приписывает фараонам, и то, чего не было. Он фантазер, но и толковый скульптор. Его произведения охотно покупают за морем. Но он и большой лжец. Так и скажи ему, что он - лжец. Давно обещал вылепить мой образ, и до сих пор не сделал. Но зла на него не имею. Он может взять коня из моего табуна. Когда хочешь ехать?

- Завтра утром. Если можно, прикажи своим людям привести лошадей к дому Клеофарда.

- Хорошо. Так и будет. Пойдем, я тебя провожу.

Во дворе стояла группа воинов. Они приветствовали Эвергета военным кличем. Среди них стоял Дарий при мече и в форме египетского легионера, напряженно и с удивлением смотрел на Демосфена.

- Тот легионер, который при мече, из халдеев? - спросил Демосфен царевича, когда подошли к богато убранным носилкам-паланкину.

- Да, из племени, которое тебе коня подарило. Мужественный воин.

- Еще раз благодарю за хороший прием. Я твой должник.

- На это и рассчитываю.

Рабы подняли носилки, на которые в глубокое кресло сел Демосфен, и рысцой побежали по утоптанной дороге на пригорок к царскому дворцу. Прохожие уступали дорогу, останавливались и долго провожали удивленными взглядами. Их удивляло, что на носилках царевича сидит светловолосый, коренастый чужестранец без чванливой гордости. Это порождало предположения. Кто он? Почему в тунике из простой ткани и в паланкине?

Военный психоз египтян, раздутый царем и его приспешниками, вынудил Демосфена присмотреться к этому явлению более внимательно. Наблюдая за поведением и моралью придворных чиновников и слуг, видел, как они неуважительно относятся к людям неегипетского происхождения, называют их варварами. Это вызывало в нем чувство обиды как чужестранца.

Раньше как-то не задумывался над этим. Родился и жил в понятном ему обществе, которое с давних веков было поделено на вольных и рабов, независимо от языка и цвета кожи. Такое устройство принималось без сомнений, без угрызений совести. Он служил в войске, честно выполнял обязанности гражданина Селевкидии, за что имел уважение и большие награды от Антиоха. Такая жизнь целиком его устраивала. Он как бы безо всяких усилий плыл по тихой осветленной солнцем реке к далекому привлекательному морю, где будет желанная пристань. Теперь скорее почувствовал, чем увидел другой моральный мир со множеством вопросов, на которые не находил ответа. Птолемей не прячет своего желания о мировом величии. Он имеет большую армию, талантливых, испытанных в боях полководцев, богатые природные ресурсы золота и меди, может вести продолжительную и изнурительную войну. А на что надеется Лаодика? Если египтян расшевелили лозунгами патриотизма и могут быстро их мобилизовать на общенародное дело, то на что надеется Протей, которого никто не знает в провинциях? Откуда возьмет деньги на комплектацию легионов, если казна давно пуста и поступлений не предвидится? То не есть ли все это авантюра? Но почему отец Маркус с ними?

Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не слышал женщину, которая бежала за носилками и выкрикивала: "Демосфен!.. Демосфен!.."

Когда рабы остановились и поставили на землю носилки, она подбежала к нему и энергично жестикулируя, затарабанила:

- О, Демосфен, два дня тебя ищу! Заходила в царский двор - выгнали, заглянула в кофейню - вытурили, ходила на пристань - нету… Смотрю и глазам не верю: ты на царских носилках! Кричу: Демосфен!.. Демосфен!.. не слышит.

Демосфен узнал Филлу, любовницу носатого караванщика, который хвастал, что заберет ее с собой в Антиохию.

- Филла, чего кричишь?

- О боги, он еще спрашивает!.. Двое суток ищу.

- Понимаю, что ищешь. Для чего?

- Для чего ищу? Тебя хочет видеть караванщик.

- Он еще не уехал?

- Тот, скупой, уехал. Хочет видеть другой, бородатый. Два дня как приехал. Сказал, чтобы я без тебя не возвращалась.

- Где он?

- Недалеко на берегу, где караванный стан.

Демосфен оставив носилки, приказал рабам, возвращаться в штаб, а сам с Филлой быстрым широким шагом пошел напрямик, тропкой через песчаные пригорки вниз к морю.

Приземистая толстобедрая Филла еле успевала идти за ним. Иногда забегая вперед, зыркала на него ослепленными похотью глазами, спрашивала.

- Ты сегодня ночуешь у меня?

- Почему у тебя? Я имею свое жилье. Тебя носатый караванщик оставил?

- Я его бросила. Он скупой и жадный. За драхмочку и повеситься готов. Я таких не люблю.

- Новый караванщик лучше?

- Этот? Нет. Он старый, бородатый да еще и хромой, - сказала Филла и остановилась. Она увидела молодую египтянку, шедшую в стороне. - Нили, слышишь? Нили, это Демосфен. Он у меня ночует.

Женщина остановилась, недоверчиво посмотрела на Филлу и пошла дальше.

- Камилла! Камилла!.. - снова закричала Филла, увидев другую молодую женщину. - Вот этот парень идет ко мне, у него царский ярлык. Слышишь? Он идет ко мне!

Демосфен спросил:

- Филла, постыдись, зачем подругам говоришь неправду?

- Разве ты не ночуешь у меня?

- Нет, не ночую.

- Ну и не надо. Они уже знают, что ночуешь, и будут умирать от зависти.

Караванщика нашли быстро. Он осматривал верблюдов. Лохматая черная борода и давно не стриженые волосы закрывали лоб и щеки и невозможно было сказать, сколько ему лет. Только пытливые глаза и быстрые движения тела говорили о еще энергичном и нестаром человеке. Они сели около палатки на верблюжьи вьюки. Караванщик передал привет от управителя Канцелярии Маркуса и сказал, что управитель надеется на успешную торговлю. Бородач проковылял к шатру и принес оттуда кусок ослиной шкуры, на которой написано: "Постарайся доставить половину товара в этом году, деньги будут. Прт." Демосфен понял, о каком товаре пишет Протей. Он хочет, чтобы Птолемей пришел в этом году с малым войском. Догадался и о том, что отправленное ему письмо с предыдущим караванщиком он еще не получал. А в нем он писал, что купцы в Александрии готовят большой товар и скоро пойдет на Антиохию.

- Как быстро двигается караван и когда он будет в столице селевкидов, - поинтересовался Демосфен.

- Скорость каравана зависит от самого слабого верблюда. Таких верблюдов у меня нет. Когда буду в Антиохии? Не скажу. Боюсь, что подслушает зловредный Сетх и сделает все наоборот.

Демосфен поблагодарил караванщика и подал несколько монет.

- Нет, нет! Ничего не возьму. Мне уже заплатили. Может, что передать? Лучше напишите, чтобы не забыл.

Филла, которая молча сидела около них, приблизилась к Демосфену, прошептала:

- Борода не хочет брать деньги, то отдай мне.

Караванщик услышал и грозно крикнул:

- Пошла отсюда!.. Жадная ослица!.. Я тебе уже давал.

Филла обиделась, закусила губу, вскочила:

- Старый, лохматый верблюд! Тебе что, чужих денег жалко?

- Прочь!

Когда обиженная Филла ушла от них, вертя задницей, они зашли в палатку, где Демосфен написал тоже на куске ослиной шкуры: "Все хорошо. Товар поспешно готовят. О половине побеспокоюсь. Дем.".

На следующий день утром он пришел к Клеофарду. Там два оседланные жеребца, буланый и темно-серый в яблоках, стояли возле дома, и скульптор поил их из деревянного ведра. Увидев Демосфена, радостно крикнул:

- Разъясни наконец, что это значит. Воин, который привел коней, сказал, что они твои и больше ничего не знает. Ты не говорил, что имеешь коней. Откуда они?

Демосфен коротко рассказал о встрече с Эвергетом и своем желании немного попутешествовать по Египту. Клеофард с радостью согласился быть проводником. Он попросил Демосфена подождать возле коней, а сам пошел в дом, чтоб собраться в дорогу. Через полчаса вернулся с сумками.

- Друг, посмотри на улицу… Какая очаровательная девушка прошла! Хоть бери и лепи с нее статую богини.

Демосфен подтягивал подпругу на буланом. Обошел коня, глянул на улицу, куда показывал скульптор, и громко крикнул:

- Ида!

Девушка остановилась, стоит, прислушивается.

- Ида! - снова крикнул Демосфен.

Девушка, обернулась, увидела Демосфена и, выкрикивая: "Это ты!.. это ты!", подняла руки, как крылья, подбежала к нему и повисла на шее. Светящееся от радости лицо, расширенные черные глаза говорили о большой и горячей преданности.

Обескураженный появлением Иды, Демосфен растерялся, с минуту глуповато улыбался, потом взял ее за руки и поставил на землю.

На ней была короткая голубая блузка с глубоким вырезом на груди, белая короткая юбчонка, черные блестящие волосы, собранные узлом на макушке, что напоминало царскую корону, и сандалии из ослиной шкуры на пробковых подошвах, подвязанные красными ремешками.

- Ида, ты откуда?

- Оттуда, - она показала пальцем в небо. - Ты мне рад? Демо, я знала, что увижу тебя.

- Рад. С кем приехала? Когда? Где остановилась? На какие деньги живешь?

- Ой-ой!.. Чтобы на все ответить, мне будет мало дня.

- Не шути. Откуда у тебя вот эта паскудная короткая одежка? Закрой пуп и бедра.

- Плохие ноги?

- Плохие, кривые, щербатые…

- Ой!

- Горбаты, сухи, костлявы…

- Ой-ой!

- Не ойкай. Немедленно купи нормальную одежду, какую носят порядочные городские девушки. А это, - он дернул блузку, - выкинь на мусорник.

- Демо, за какие деньги куплю?

Демосфен подал ей несколько золотых монет.

- Так много! Демо, где взял?

- Бери, и не спрашивай, баловница.

- Баловница, шалапутка, озорница, скандалистка, колючка…

Клеофард, который стоял в стороне с интересом следил за ними, напомнил, что пора ехать, ибо дорога далекая.

- Клеофард, прошу, подожди еще минутку, - сказал Демосфен и повернулся к Иде. - Слушай меня внимательно. Пойдешь к царскому дворцу, там найдешь дворецкого Неарха и скажешь ему, что ты моя сестра и с моего разрешения до моего возвращения будешь жить в моем покое.

- Не скажу.

- Почему?

- Я не твоя сестра.

- Скажи - любовница.

- Не скажу, потому что я - не любовница.

- Скажи что-нибудь, только скажи, - с раздражением настаивал Демосфен. - Не скажешь, тебя бросят в тюремную яму и будешь там сидеть до моего возвращения.

- Демо, не гневайся. Возьми меня с собой, - умоляюще промолвила. Не мигая, она смотрела на него доверчиво и преданно. - Возьми. В дороге буду защищать тебя от разных неожиданностей. Я знаю такое слово.

- Ида, ты снова за свое. Во-первых, у меня нет лишнего коня, а во-вторых, дорога будет тяжелой: пески, реки, горы, ветер, солнце, море… И я уже имею защитника, - он достал фигуру божка.

Она равнодушным взглядом посмотрела на фигурку:

- Это тот самый?.. Демо, возьми меня с собой.

- Не возьму. Жди в Александрии. До свидания.