…Прошло два года. Много воды унес Оронт в море. Много изменений произошло в царстве селевкидов.

На троне теперь рядом с царем Антиохом Вторым сидела юная Береника, дочка Птолемея - царя Египта. По сравнению с пожилым царем она выглядела хрупкой веточкой. Придворные удивлялись такому неразумному царскому выбору. В воображении противопоставляли ее величавой Лаодике и не находили ответа на свои вопросы. Что же заставило царя совершить такой неразумный шаг? Какой мудрый человек отказался бы от рассудительной, красивой и весьма уважаемой жены, чтобы соединить свою жизнь с неопытной девушкой? Придворные шептались по углам, насмехались над Береникой.

А царь в душе был рад и гордился молодой женой. С ее появлением в царстве начали сбываться давно задуманные им планы. В державе наступил мир. С помощью тестя Птолемея помирил вражеские племена, грабившие земли; завоевал Бактрию и за отступничество покарал вождя Диодота; выплатил долги соседним царям, сатрапам; рассчитался с воинами. Государственная казна наполнилась чужим золотом.

Лаодика никак не давала о себе знать до тех пор, пока Береника родила царю сына.

Тогда в Антиохию прибыл Арридей. Он привез царю печальную весть о смерти Хазара и письменное прошение Лаодики - разрешить вернуться в отцовский дом. Она обещала вести себя тихо, не ревновать и не делать пакости. Пусть лишь разрешит дожить свой век в городе, где родилась, и вместе с ним, братом, прожила молодые годы.

Царь согласился. И в знак согласия и братской любви подарил ей греческие туфельки.

Арридей в свою очередь от имени Лаодики поднес ему на серебряном подносе большой, зрелый арбуз с сухой плодоножкой и блестящей корой с четкими рисунками на ней.

Антиох с детства очень любил арбузы и потому, когда увидел его, у него загорелись глаза, и ощутил сладкий вкус арбуза во рту.

При первом прикосновении ножа арбуз треснул пополам, раскрыв свою розовую душу. Антиох взял сахарную дольку и аппетитно съел. Потом, как бы что-то вспомнив, посмотрел на посланца.

- Какой вкус!.. А ты бери, бери, ешь!.. - показав пальцем на другую дольку.

Арридей чуть вздрогнул, взял дольку и сделал вид, что с удовольствием смакует.

После еды сразу пошел в безлюдное место, заложил в рот два пальца и выблевал съеденное. Потом достав из-за пазухи плоскую глиняную бутылочку, глотнул из нее зеленую жидкость и снова выблевал. Через час, не отвечая на просьбу друзей остаться до утра и распить с ними кувшин вина, поспешно выехал из Антиохии.

На следующий вечер на дороге к Вавилону, куда он намеревался заехать, его догнал верхом на коне царский слуга и передал страшную весть - умер царь Антиох Второй и Береника просит оповестить его сестру Лаодику, может, еще успеет приехать на похороны.

- Вечером царь еще был жив и здоров, - разводил руками слуга, - лег спать поздно. Как всегда я долго ему чесал пятки, пока не заснул. А рано утром прихожу - мертвый. Говорят, бог Осирис наказал за какое-то непослушание. Люди видели, как падала его звезда. Она была огненная, как солнце, и большая, как гора. Упала в кустарники, что за речкой. Там и лежит. Люди плачут, рабы плачут, сатрапы плачут… Ах, ох!.. Великим и добрым был царь. Он меня хвалил… А я ему честно служил, не так, как другие, что много врут.

Лаодика возвратилась в столицу Антиохию осенью. Десятью навьюченными верблюдами и столькими же ослами привезла свои пожитки. Поселилась в старом дворце своего деда Никатора. Дворец стоял в стороне от главной улицы и был отгорожен каменной стеной.

В солнечный теплый день Береника, одетая в роскошную красную симару, сидела на высоком скалистом берегу Оронта и, раскрыв пазуху, давала малышу грудь. Служанка, которая имела в таком деле большой опыт, подсказывала царице, что да как надо делать, чтобы было молоко. Береника внимательно слушала и под присмотром служанки старательно массажировала грудь.

- Он уже наелся и не хочет сосать, - сказала, когда ее сын заплакал.

- Хочет. Сытые дети не плачут.

- Что же делать?

- Я дам свою грудь, пусть будет здоровым.

По бесцветному небу проплывали быстрые облака, на невидимых нитях тянули свои тени по земле. Ветер, настоянный на запахах тамариска и осенних цветов, раскачивал кусты мимозы, затевая дивную игру с листьями.

По мраморным ступеням вниз к берегу резво ступала нарядно одетая Лаодика. В одной руке держала страусовый веер, в другой - подол своего шелкового платья.

Льстиво поздоровалась с Береникой, она наклонилась над ребенком, цокая языком.

- Какое же красивое, золотое, чистенькое… - говорила она. - Расти большим здоровым, сильным. Расти на радость всем нам и нашим людям.

Береника молчала и крепче прижимала сына к груди. Сердце чувствовало неискренность бывшей царицы, ее присутствие, похвала ребенку пугали мать. Она хотела, чтобы Лаодика оставила ее и ушла. Но та говорила:

- Я радуюсь, что малыш царского рода и такой хорошенький. Когда вырастет, мы его поставим рядом с богами, научим побеждать врагов, писать знаки, владеть оружием. Селевкидия будет гордиться им. Так я говорю, Береника? Я воспитала двух сынов, они уже самостоятельные. Если не будешь против, воспитаю твоего сына…

Долго она еще сыпала сладкие слова, но даже пальцем не коснулась ребенка. Какая-то невидимая высокая стена стояла между ней и младенцем.

И она лишь склонялась над ним, щелкала пальцами и махала веером. Наконец попрощалась и ушла.

- Мальчик мой, - так она называла Арридея, - ты видел попугая у сатрапа? Вот такая замученная и худая Береника. Выхожу на берег, смотрю, - кормит своего отпрыска пустой грудью. Сама, как обезьянка маленькая, костлявая мордочка, как у крысы. Если бы не золотые украшения на руках и не дорогое одеяние, можно было подумать, что она дворовая рабыня. Молока у нее нет. Она с детства испорченная… Я говорила тогда Антиоху, что она больная, об этом и наш Хазар сказал. Не поверил, говорил, что род Птолемеев здоровый и сильный. Мальчик мой, ну как, скажи, можно терпеть такое ничтожество? Это же издевательство над женщиной. Здорового наследника от нее не стоило бы ждать. Ты видел ее сына?

- Не видел и видеть не хочу, - уклончиво ответил Арридей.

- Мальчик мой, я его видела, и от этого меня хватили колики. Мелкое, маленькое, тощее… Царь! Ха-ха!.. Царь! Нельзя спокойно смотреть на такую несправедливость богов. Не успел Антиох умереть, как она послала гонца к отцу Птолемею. Приходи с войском в Антиохию и садись на трон, присоедини Селевкидию к Египту. Скрытая гиена!.. Змея!

- Это правда, что она послала гонца к царю Египта? - спросил настороженно Арридей.

- Правда. Мне сказали верные люди. Мальчик мой, надо спасать государство предков.

- Селевки не мои праотцы, а твои. Спасай сама. С меня хватит!.

- Молчи, - ласково сказала Лаодика и тепло прижалась к нему. - Моя страна - твоя страна. Ты заслужил благодарность и любовь не только от меня. Тебя любят, доверяют и уважают наши люди. Время, мой мальчик, работает на нас, а не на Птолемея и Беренику. Военачальники селевкиды давно ожидают сигнала, чтобы выгнать поганых египтян, которые уже хозяйничают в нашей державе, как у себя дома. Разве ты этого не видишь?

Арридей молчал. Он уже давно догадался, какой игрушкой находится в ее руках. А что мог сделать? Мускулистый, награжденный мощным здоровьем и большой физической силой, он бессилен против ее очарования. Еще в памятном Саиси полюбив ее, обрек себя на слепую покорность. Хазар не раз предупреждал от необдуманных, поспешных поступков. Старался сдержать его, пригашать любовь, но со временем смирился. С годами Арридей оброс бородкой, постарел, но не искал другой любви, кроме царицыной. Покорно, по-рабски выполнял ее прихоти.

Лаодика, спекулируя на его преданностьи, много чего смогла сделать для личной пользы. Теперь награждая жгучими поцелуями и нежностью, она словно прилипла к его уху, нашептывала на Беренику, боясь, чтоб трон и вправду не достался ее сыну.

- Мальчик мой, пойми, нельзя ждать, надо решительно действовать.

- Оставь! - вырвалось из уст растревоженного Арридея. - Чего еще хочешь от меня? Кого еще убить, отравить? Кому снять голову?.. Ты своей страстью испепелила меня, украла душу. Я не шел ни на золото, ни на славу. А ты… Ты!..

- Мальчик мой, нельзя так нервничать. Ты же умный человек.

- Надоело.

- Не брыкайся. Ведь ты… - она губами коснулась его губ, сказала: - Ты будущий царь! Царь!

Арридей удивленно посмотрел на нее.

- Какой державы?

Она расправила его черные, бархатные усы и снова начала горячо целовать, приговаривая:

- Царь Селевкидии. Царь!.. Царь!..

Утром проснулась, нежно сняла со своей груди его сонную тяжелую руку. Сладко зевнула, прижалась своим неприкрытым телом к его телу.

Арридей что-то буркнул сквозь сон, потянул одеяло на голову.

- Мальчик мой, проснись.

- Оставь меня в покое.

Но Лаодика не унималась. Стянула с него одеяло, взъерошила ему бороду, продолжала тормошить.

- Вставай, есть новость.

Арридей уже не спал, но глаза не открывал.

- Ну что?

Она заговорила не сразу. Легла на бок, лицом к нему. Пахучая, умопомрачительная - близкая и далекая.

- Мне приснилась богиня.

- Исида? - заморгал глазами Арридей.

Он не терпел Исиды с бычьими рогами. Не признавал богиней. Советовал Лаодике не верить в нее, заменить какой-нибудь богиней из греческого Пантеона. Там действительно великие, разумные и могучие боги и богини. Они живут в Греции на вершине Олимп, с которой им видно все, что делается на земле. И никто, и ничто не спрячется от их недремлющего ока. Великий Зевс - творец богов и людей правит ими. А какая цена Исиды? Откуда она? От египетских диких племен. Где ее мощь, милосердие?

Но Лаодика твердо стояла на своем, поклонялась только ей. На собственные деньги часто справляла оргии в ее честь. Щедро дарила деньги жрецам. Помогала возведению храма Исиды, упросила Антиоха поставить на площади города скульптуру богини.

- А ты не перебивай, слушай. Мне приснилась Афродита.

- Афродита? - удивленно переспросил Арридей.

- Да. Афродита. Приснилась в длинном светлом платье, с золотыми косами, что спадали на грудь, с красным яблоком в руке. А у ног маленький крылатый ее сын Эрот с луком и золотыми стрелами. Он дергает ее за подол платья, путается под ногами. А то внезапно взлетает в гору, прижмется к материнской груди, то снова опускается вниз.

Арридей улыбнулся. Ему приятно было слышать добрые слова о своей любимой богине из греческого пантеона.

- Приснились, как две капли воды, похожие на ту статую, которую ты когда-то подарил мне.

- То и есть Афродита.

- Да, я забыла, что ты мне уже говорил. - Лаодика помолчала, свесила босые ноги с кровати, волновалась.

- Афродита во сне пришла ко мне и говорит: "Лаодика, выходи замуж за Арридея. Будь ему женой".

- Неужели? - быстро спросил Арридей.

- Да, - подтвердила Лаодика, внимательно следя за выражением его лица. - Но, мальчик мой, я буду законной женой только тогда, когда ты этого заслужишь. Я навеки отрекусь от Исиды и буду любить только твою красивую богиню…

"Отрекусь от Исиды", - она сказала пугливо, тревожно, будто кто-то ее подслушивал.

- Сам подумай, всю жизнь я верила ей. Считала, что защитит от беды. Почти два года просила и ожидала ее благодати. Два года потратила на то, чтобы мирным путем вернуть себе высокую власть. А где она? Вместо того, чтобы наслать смерть на Беренику, подарила ей сына. А моему Гиераксу пересекла дорогу к царскому трону. Нет, не верю больше ей, отрекусь. Выкину из сердца. Раздроблю!.. Под колесницу брошу ее обломки!.. Пусть кони копытами топчут…

Через час в покои вошел раб с кайлом. Поставив скамейку около статуи Исиды, поднялся на нее и, широко размахнувшись, острым кайлом ударил по голове богини. Сорванная с торса и глухо стукнувшись о пол голова Исиды покатилась к ногам Лаодики, которая стояла около своей кровати.

Раб размахнулся в другой раз, и веселый божок Гор, сын Исиды, с распростертыми ручками упал на пол. Загремели частые удары по камню. Серая едкая пыль заполнила помещение.

Вздрагивая всем телом при каждом ударе, Лаодика не сходила с места. До крови кусала губы и неотрывно следила за работой раба. Подсознательно, лишь глазами считала удары: Раз!.. два!.. три!..

Вдруг быстро наклонилась, схватила обеими руками голову Исиды и горячо притиснула ее к груди.

На глазах выступили слезы, лицо болезненно перекосилось. Она плакала.

Арридей, засунув руки под пурпурную тунику на груди, что сморщенным мешком свисала с его плеч, пренебрежительно усмехнулся. Он не был фанатиком веры и не понимал душевной борьбы Лаодики.

Под вечер на месте Исиды уже стояла белая алебастровая статуя вечно юной красивой богини Афродиты.

В покое больше ничего не изменилось. Те же колонны из альгуминового дерева. Те же светильники, что были при Исиде. Но теперь Лаодика душой чувствовала в себе какую-то пустоту, что-то чужое.

Долго еще не могла привыкнуть к новой богине, не находила слов для молитвы, не знала, как величать ее.

Ни слава, ни щедрость, ни Арридеевы рассказы о щедрости, милосердии Афродиты, ни волшебный пояс, которым владела богиня, - ничто не могло вырвать из ее сердца корни, оставшиеся от веры в Исиду.

Служанка еще больше, чем Исиду, возненавидела новую богиню, которая бессовестно оголила бюст, прихотливо согнула правую ногу и на колене держала щит ребром, разглядывая в нем свою красоту. Втайне она плевала в лицо Афродиты, проклинала и рабски, испуганно вытирала свои плевки.

Укорачивались осенние дни. Небо чаще покрывалось облаками. Но дождя не было. Суетливый ветер приносил во дворец запахи сухих листьев и поздних цветов.

Приближался день рождения Гиеракса. Лаодика решила громко отметить его. Позвала своего эконома и приказала, чтобы за неделю приготовил провиант:

- Пусть будет рыба, особенно нарвал. И соленая саранча. И веприна. И сикоморы, кислое молоко, сметана и бананы. Вот цифры…

Она достала из кипарисового сундучка лист папируса и стала водить по нему длинным ногтем.

- Вот цифры. Сколько должен купить оружия и амуниции, сколько раздать денег людям на рынках от имени справедливого Антиоховского старшего сына Гиеракса. Запомни: справедливого, мудрого, добросердечного Гиеракса. Запомнил?

Эконом низко поклонился и, заверив свою госпожу, что ее воля для него закон, вышел из покоев.

Вскоре вслед за ним, закутавшись белым широким шарфом так, что открытыми оставались только нос и глаза, вышла и Лаодика.

Прошла через квадратный двор дворца, обставленный со всех сторон колоннами с белыми кастелянами наподобие бутона лотоса и бросила взгляд на мраморного крылатого льва с хищно раскрытой пастью, что восседал на базальтовом цоколе у входа.

Спокойно шла по каменистым ступеням к Оронту.

Ступени хорошо помнит с детства. Не забыла, как в детстве бежала по ним к речке, а за ней гналась толстая неуклюжая няня-рабыня и громко кричала:

- Лаодика!.. Дитятко!.. Остановись! О, боги, остановите ее! Там - вода!.. Лаодика, не смей туда бежать!

Но окрики няни не остановили ее, а подстегивали, и она без оглядки бежала по ступенькам. Быстро добежала до невысокого крутого берега и прыгнула в речку. Из воды вытянул тогда еще молодой Варрон, бывший поблизости. На берегу подняли ее за ноги и вытряхивали из нее воду. Она энергично сопротивлялась, кусала своих спасителей, громко плакала и просила отпустить. О, что тогда было! Очень разгневанный ее отец, который обожал свою дочку, приказал немедленно отвести няню в конюшню и сказать конюхам, чтобы наказали ее как следует. Позднее черномазый конюх хвастал, что более приятной работы, чем лупить кнутом по оголенной пухлой женской заднице, он еще не знал.

Воспоминание о детстве вызвало теплую улыбку у Лаодики, но тут же она погасла, когда вспомнила, в каком горьком положении теперь при дворе.

Плескались прозрачные волны на пологом берегу Оронта, ворошили песчинки и водоросли. В небольшой пойме, забредя в воду, качались осока и папирус. Пахло мокрым деревом и рыбой.

Лаодика прошла несколько десятков шагов по мягкому влажному песку вдоль берега.

Впереди на скале увидела Беренику в окружении двух рабынь-служанок. Царица, качая младенца на руках, сидела на застеленном темным покрывалом камне.

Лаодика хотела подойти к ней, приостановилась, но передумала и пошла дальше. Из-за угла хижины, одиноко стоявшей среди роскошных пальм, выбежал надсмотрщик рабов, - он тянул за цепь большого серого пса, - и быстро скрылся за земляным валом. Через минуту оттуда раздался полный страха и боли крик человека.

Быстро зайдя за скалы, Лаодика вышла на крутой, поросший травой пригорок. Остановилась удивленная.

В неглубокой балке, крепко привязанный толстыми веревками к кипарисовому стволу, стоял голый безбородый раб. С левого бедра свисали клочья кровавой ободранной кожи. На притоптанную грязную траву текла из раны кровь.

Раб дрожал всем телом и глухо стонал. К нему, разинув пасть, рвался разъяренный серый пес.

Надзиратель рабов, который сдерживая собаку, приотпустил цепь - и пес, прыгнув, впился в живот раба, мотнул головой и попятился от жертвы, чтобы снова напасть.

Раб отчаянно крикнув, что-то хотел сказать. Однако силы не стало, и черная патлатая голова упала на грудь. Налетел порывистый ветер, сыпанул мелким песком на раба, шумливо раскачал ветви на дереве.

Надсмотрщик, перебирая руками туго натянутую цепь, сказал людям, чтобы отошли в сторону. Нашел опору для своей правой ноги на корявой каменистой земле, посмотрел на перепуганных рабов, которые толпой в стороне стояли. Их окружала целая когорта вооруженных воинов.

- Рабы, - крикнул надсмотрщик, - каждому такое будет, кто посмеет поднять руку на своего хозяина!..

Рабы молчали. Охваченные страхом, они жались один к одному, боялись расправы. Так овцы сбиваются в кучу, прячут свои головы, когда их окружают волки. Надзиратель снова крикнул:

- Лодыри-рабы, помните о наказании!.. Помилования не будет!

Снова приотпустил цепь и пес рванулся к искалеченному рабу.

- Стойте! Остановите собаку! - крикнула Лаодика с пригорка.

Надзиратель рабов огляделся и, увидев Лаодику, придержал собаку.

- Что случилось? У меня приказ наказать раба, - недоуменно промолвил надсмотрщик.

- Оставьте раба. Я заплачу деньгами.

Надзиратель уже совсем ничего не понял. Сестра и первая жена царя защищает раба, посягнувшего на право своего властителя. Такого еще он, старый надсмотрщик рабов, верный слуга царского двора не помнит.

Лаодика размотала голову, шарф перекинула через плечо, продолжала говорить:

- Я возмещу убытки… А также по случаю дня рождения моего старшего сына, справедливого царевича Гиеракса, покупаю две амфоры вина присутствующим здесь воинам, и одну амфору рабам.

Говорила спокойно, но громко, чтобы было хорошо слышно всем присутствующим.

Рабы преданно упали на колени, благодарили за милосердие и желали счастливого долголетия Гиераксу.

Лаодика обвела долгим изучающим взглядом воинов говорила:

- Воины, мужественные лучники и мечники, вы отважно стоите на страже государства селевкидов; вы мужественно побеждали в нелегких боях, славно громили тех, кто шел на нас войной; вы заслуживаете высокой похвалы и великих наград. Милосердный царевич Гиеракс любит вас. Если бы он был царем, вы имели бы удвоенную плату и новое военное оружие.

Они давно не слышали такой патетической похвалы в свой адрес, потому с интересом и большим удовольствием слушали Лаодику. Догадывались, куда она клонит, но чего конкретно хочет, не знали.

Разговоры о царской неприязни и несправедливости к своей первой жене и сестре давно тайно велись между горожанами, их распространяли люди Лаодики. Они говорили, что царь Антиох специально подталкивает царя Египта Птолемея узурпировать державу Селевкидию, разрушает местные традиции и не придерживается религии своего народа, и нарушает клятву. Воины и значительное большинство населения симпатизировали Лаодике, жалели ее.

А она говорила:

- Воины, наши военачальники - это ваши мужественные поводыри. С ними вы отважно отстаивали государственную честь, мечом утверждая власть царя над проклятыми врагами. Правдивый Гиеракс, если бы был царем, обеспечил бы вас вольной торговлей всеми товарами и большими денежными наградами.

Лаодика перевела взгляд на военных начальников, которые группой стояли в стороне:

- Военачальники, славные полководцы, вам боги дали разум и красоту; вы честно вели единоборство с противниками, помните, что защищаете свою Родину! У вас чудесные стрелы, что не отклоняются от цели, обоюдоострые мечи, что не тупятся на головах врагов!.. Если бы мудрый Гиеракс был царем, каждого из вас наделил бы богатыми провинциями, сделал бы своими советниками!..

Она не скупилась на обещания, сулила золотые горы, рисовала райское житье каждому, кто станет на сторону царевича и защитит его оружием. Хорошо знала, что без поддержки населения и, в частности, военных начальников, ей своей мечты не достичь.

Не забыла и рабов. Она сказала:

- Честные рабы, вы славные труженики нашей страны. Без вашего великого труда не было бы ни крепостей, ни жилья, ни садов. Держава кормит, одевает, учит ремеслу, заботится о вас. Если бы стал царем Гиеракс, разрешил бы вам быть меченосцами и принимать участие в боях, чтобы стать вольными.

Рабы, зачарованные речью, первые откликнулись:

- Согласны!.. Согласны!..

К ним присоединились воины:

- Согласны!.. Пусть славится род Селевка!

Лаодика не ожидала такой преданности от воинов и рабов, ее глаза засветились, лицо зарделось. Она на прощание помахала им рукой и снова пошла к Оронту, где сидела Береника. Рабынь около царицы уже не было. Не поздоровавшись, она сказала:

- После смерти Антиоха рабы разгулялись, не чувствуют твердой царской руки. Я хотела бы ввести для них жесткие наказания.

Внешне она делала вид, что признает Беренику за главным лицом в государстве, но в душе ненавидела ее.

Береника поняла, какую политику ведет соперница, потому, чтобы избежать беды, возражать не стала.

После смерти своего мужа Антиоха Второго она поняла, что удержать власть при активной оппозиции Лаодики и ее сторонников не сможет. Осталась одна надежда на царя Египта Птолемея Второго, который пришел бы с войском и силой меча утвердил бы ее власть.

После обеда она позвала своего писаря Тита, которому больше всего доверяла, и дала ему лично написанное на пергаменте письмо.

- Мудрый и честный мой Тит, - сказала Береника, - я считаю тебя своим верным другом, потому дала тебе письмо, в котором государственная тайна. Ни один человек не должен знать об этом. Ты должен добраться до Египта и вручить лично его царю Птолемею, моему отцу. Если сомневаешься в своих возможностях, скажи… Найду другого человека, а тебя на какое-то время буду вынуждена изолировать, поскольку ты уже посвящен в государственную тайну.

Она сделала долгую паузу, не сводя глаз с его лица.

Тит, по национальности грек, высокого роста, костлявый, стоял перед ней в заляпанном красками хитоне, и напряженно решал свою судьбу.

- Не настаиваю, - снова заговорила Береника, - если откажешься, найду другого друга. Согласен?

- Согласен, - выдавил из себя Тит. - Попрошу богов Олимпа, чтобы помогли исполнить поручение.

- Вот и хорошо, рада, что не ошиблась в тебе. Наш царский род Птолемеев тоже из греков, и мы с тобой по крови родня. Не забывай эту примету, береги в памяти. А теперь за дело. Иди в свое помещение и без посторонних глаз зашей письмо в карман правой полы верхней одежды. В Александрии дворецкому скажешь, что письмо в правой поле, и ты лично должен вручить его царю. Сегодня под вечер из города выходит караван. Наши торговцы везут свой товар в Александрию. С караванщиком договорено, он примет тебя. У него будет безопасно и надежно на успех.

Тит низко поклонился и в знак особого уважения правой рукой дотронулся полы ее одежды. Направился к дверям, завешанным малиновой с золотыми позументами ширмой, еще раз поклонился и вышел из покоев.

Береника облегченно вздохнула. Теперь она уверена, что получив письмо, отец не задержится прийти с войском и утвердить уже свою власть.

Но свершилось не так, как думалось. На следующий день к Беренике зашел верховный архонт, управитель царской канцелярии, Маркус и сказал, что за городом в прибрежных зарослях камыша рыбаки нашли труп Тита.

От неожиданной вести Береника растерялась, ее лицо вытянулось, глаза забегали, она почти вплотную подошла к Маркусу и голосом, в котором теплилась надежда, спросила:

- Он в хитоне?

- Без хитона… Как мама родила. На теле глубокие ножевые раны, пальцы рук посечены мечом…

- О, Боги!.. - простонала царица. - За что мне такое наказание?..

- Тебе? - переспросил Маркус. - Причем тут ты? Это разбойники убили Тита. Он азартно играл в кости на большие деньги… Может, это расчет за долги.

- Нет, нет… Только не это. Где его одежда? Найдите одежду. Где его хитон? Осмотрите заросли и найдите.

- Его искать незачем. Хитон лежал в грязи под Титом.

- С правой полой?

- Без полы. Пола лежала отдельно у воды.

- Вы осмотрели его карманы?

- Карманы пустые… Правда в одном нашли кусочек пергамента, на нем было какое-то письмо, но в воде оно так размокло и размазалось, что не удалось прочитать ни слова.

Береника отрешенно плюхнулась в глубокое кресло:

- Они это сделали… Это они его убили и забрали деньги.

- Он имел большие деньги? Откуда? Расскажи. Одна голова хорошо, а две лучше.

- Две головы - лаз для выхода тайны. Мне отец говорил, что лучшего места для тайны, чем одна голова, нет.

- Царь Птолемей мудрый человек. Но государственная тайна никогда не хранится в одной голове.

- Так что мне делать? Маркус, посоветуй. Тит имел мое письмо для отца. Это было личное письмо. Кстати, канцелярия уже уведомила Птолемея о смерти Антиоха? Нет? Почему?

- Оповестить еще успеем. Теперь я понимаю, что ты без ведома канцелярии написала о смерти нашего царя и попросила своего отца, чтобы он пришел с войском? Так?

Береника снова встревожилась. Она глянула на управителя с подозрением:

- Откуда тебе известно?

- Я знаю тебя с детства, поэтому не тяжело разгадать твою тайну.

- Ты читал!.. Где мое письмо? Немедленно отдай, а то я вызову стражу.

За многие годы службы при царском дворе Маркус хорошо изучил характеры и психологию царей и цариц, особенно Береники, которая всегда была простодушно-доверчивой и открытой. Он сидел на ложе и тихим спокойным голосом говорил, пощипывая рыжую бороду:

- Я твое письмо не читал, ибо там его не было. Был мокрый кусок пергамента без письма, он лежал в болоте. Если же на пергаменте и было что-то написано, то вода его размыла. Я только догадался, о чем ты могла написать отцу.

Береника поверила архонту. И вправду, если письмо было в воде, он не мог не испортиться и буквы не могли не смыться водой. Злодеев интересовало не письмо, а деньги. Маркус говорит правду, что они убили и ограбили.

Она смотрела на него с надеждой на добрый совет.

- Маркус, что же мне делать? Посоветуй.

- Ничего.

- Как ничего? - спросила удивленно.

- Весть о смерти царя Антиоха, твоего мужа, быстрее людским трезвоном дойдет до твоего отца, чем посланец. Узнав о его смерти, он не задержится прийти к тебе.

- Ты уверен, что придет? О великий Осирис, сотвори мне радость! Маркус, ты правду говоришь, он придет?

- Придет. Я хорошо знаю царей. В таких случаях они проявляют особую активность и рвение.

Береника повеселела, заулыбалась. Подошла к раскрашенной террактовой статуе бога Осириса, стоявшей у окна, и прочитала молитву, которую запомнила с детства:

- Великий Осирис, ты осенью уходишь из жизни, чтобы снова вернуться весной и дарить щедроты людям. Кланяюсь, подари мне радость.

Она позвала служанку и велела принести старого вина.

- Маркус, - сказала Береника, когда служанка принесла вино, - помянем душу Тита по обычаю эллинов. Он принадлежал к их роду и своей жизнью засвидетельствовал преданность царям, особенно моему отцу. Он любил Египет, его культуру, читал письмена…

- Отменно владел письмом, знал иностранные языки… Нам его будет очень не хватать.

Они взяли бокалы с вином и согласно ритуалу поклонились друг другу. Потом подошли к Осирису, поклонились ему, обменялись бокалами и вернулись к столу.

- Тит был эллином, грек, - сказала Береника, - и его следует похоронить по обычаям его народа: положить в рот греческую монету обол. Отец так делает, за что греки любят его. Сделаем так и мы, если найдем монету. Жаль, в казне только вавилонские таланты и минны, греческих нет. - Она взяла кипарисовую шкатулку, высыпала из нее на стол золотые, серебряные монеты разных держав и полисов. - Ага, вот она!.. Это хоть мелкая монета, но греческая. Говорят, что Харон, который перевозит мертвые души через речку Лету, жаден на деньги и не откажется от нее. Маркус, я стараюсь не нарушать традиций чужих народов. Уважаю обычаи селевкидов, не глумлюсь над ложными богами племен, завожу веселые праздники, на которые трачу большие деньги… А меня почему-то в Антиохи не любят. Почему, Маркус?

Маркус ответил не сразу. Его запавшие, покрытые ранними морщинками щеки едва побагровели, по ним пробежал сдержанная дрожь. Он поставил бокал на стол, взял монету и положил в карман.

- Ты, Береника, египтянка, - сказал холодно.

- Да, египтянка, но я ничего плохого не делаю. Как только придет отец или брат, я покину Антиохию.

- Ты египтянка, - повторил Маркус и вышел из покоев.

На следующий день, зайдя в помещение Царской канцелярии, он велел посыльному найти его сына Демосфена, военачальника столичного гарнизона и попросить немедленно придти к нему. Но сын пришел не сразу. Его задержала Береника. Она стояла на крыльце дворца, увидев Демосфена, который шел по двору, позвала к себе. Имела утомленный вид - волосы распущены, щеки не подрумянены, одежды помяты.

- Приветствую жену царя Антиоха Второго, который теперь в подземном царстве сидит рядом с богом Осирисом и печалится о нас, как и мы о нем, - поздоровался Демосфен.

- Сегодня еще Береника, жена Антиоха, а завтра?

- Что, завтра? - не понял Демосфен.

- Царя нет…

- Если есть государство, будет и царь.

- Конечно, без головы государства не бывает, - согласилась царица и сказала: - Сегодня ночью мне приснился благородный Александр, он спросил, много ли у меня войска. Демосфен, ты не знаешь, сколько конников он имел в Вавилоне?

- Три тысячи.

- А сколько имеем мы в столице?

- Тысячу.

- Не мало?

- Александр Великий вел войну, потому и имел большое войско. Мы не воюем, люди мирные… Думаю, что хватит.

- Ты так думаешь? Все цари хотят иметь большое войско. Только Антиох имел мало воинов и не хотел больше.

- Он хотел, но твой отец не разрешал иметь больше.

- Я этого не знала, - разочарованно сказала Береника и спросила: - Ты куда шел?

- Зачем-то отец позвал.

- Ну, иди. Отец, наверное, зовет по важному делу.

Маркус встретил сына настороженно. Как-то осторожно спросил:

- Был у Береники?

- Да. Спрашивала, кем она будет завтра.

- И что ты сказал?

- Что без царей державы не бывает.

- Хорошо, пойдем со мной.

Маркус повел его к приземистому дому, стоявшему за дворцом возле каменной башни.

По коридору зашли в комнату без окон. По углам на мраморных подставках горели светильники. Пугливые тени метались по полу, прятались под стулья и столы. Демосфен был не из пугливых, ему приходилось не раз смотреть в глаза смерти, рубиться в поединках, принимать участие в продолжительных войнах, садиться и падать с коня. Однако отцовская настороженность и таинственность комнаты без окон… светильники… заинтриговали его. Он уже настроил себя на какую-то неординарную беседу.

Маркус начал беседу не сразу. Несколько минут молча ходил по комнате, как бы кого-то ожидая, потом напомнил Демосфену о патриотизме, мужестве, военных обязанностях, расспросил о моральном поведении конников, командиров, что они говорят о смерти царя и его наследниках… Наконец сказал, что ему придется выполнять очень важное и ответственное поручение антиптолемеевцев, приверженцев Лаодики, которые борются за независимость Селевкидии.

- Сын мой, настало время избавиться от Птолемеевской опеки, защитить страну от ограбления египтянами, вернуть мир и покой нашим людям. Мы имеем, возможно, последний шанс. Должны действовать быстро и решительно. Для того и собрались в подпольи серьезные и важные лица. Вчера без ведома царской канцелярии Береника написала Птолемею письмо и велела писарю Титу отвезти его тайно в Александрию и лично передать царю.

Маркус смолк. Подошел к столу и сел на стул. Ожидал вопросов, но Демосфен, пораженный сказанным, как загипнотизированный, стоял неподвижно и не мигая смотрел на отца.