Во дворе возле каменного сторожевого льва стояли паланкины - роскошные царские носилки, на которых можно путешествовать лежа. Они сделаны из кипарисового дерева, инкрустированы бронзой и серебром, сверху покрыты тентом из крепкой ткани, а в середине застелены подушками с голубыми вышивками и своим изяществом радовали глаза.
Возле носилок стояли рабы-лектикоры, одетые в короткие белые одежды. Они будут нести носилки, а впереди них будет бежать раб-бегун, сообщая об опасных местах на дороге.
В стороне от рабов стояли несколько придворных чиновников и слуг. Они приветствовали царицу ритуальными поклонами и пожелали ей счастливой дороги и быстрого возвращения домой. Береника молча кивнула на приветствия, легко села на носилки, взяла из рук служанки сына, положила его на подушки и задернула шторки.
Старшина эскорта рыжий мужчина средних лет в плаще центуриона, сел на коня, запряженного украшенной сбруей, и дал команду рабам идти.
Береника хорошо знала дорогу к храму. Много раз добиралась туда на носилках. Запомнила каждое красивое деревцо, кусты дикой цитрины, балки и лужи. Сразу за городом будет широкая песчаная поляна, - дальше - террасы пригорка, а за ним канава с водой. Вода достигает рабам по грудь и они несут носилки над головами. Когда перейдут канаву и выйдут на пригорок, там остановятся на отдых. Обедают. Рабы после обеда лягут в тень под деревом поспать, а она с сыном пойдет на зеленую равнину, гулять.
Береника удивилась - время уже и остановиться на отдых, а рабы идут, на землю носилки не ставят. Она отодвинула шторку. Террасы давно остались позади, а канавы нет. Идут по каким-то зарослям. Она встревожилась. Куда несут? Велела рабам остановиться. Подъехал рыжий старшина:
- Царица, что случилось?
- Где канава? Куда идем? Дорога к храму не тут.
- К храму мы идем другой дорогой, царица.
Она присмотрелась к старшине и слабо вздрогнула. Старшиной был бывший начальник когорты, которого Антиох по какой-то причине выгнал из войска.
- Где мой старшина? - забеспокоилась.
- Он заболел и просил меня подменить его, - с ноткой недовольства в голосе ответил старшина.
Береника только теперь увидела, что и рабы не те, и стража другая.
На следующий день Лаодика была особенно активной. То встречалась с какими-то загадочными чужестранцами, что появлялись в Антиохии, то подолгу советовалась с архонтами, то куда-то спешила на колеснице, то срочно собирала военачальников и о чем-то долго с ними разговаривала. Слуги, следя за своей госпожой, проникались ее настроением, суетились, громко спорили.
Когда с пастбища вернулась череда коров, отары овец и коз и нарушили тишину улиц своим ревом и меканьем, Лаодика обвязала волосы вокруг головы красной лентой из ткани, накинула шелковую белую шаль и, пригласив сына Гиеракса в свой покой, села с ним играть в шашки.
- Завтра, сын, твой день рождения, - ласково сказала она. - Подарок уже приготовила. Хочу вручить его сегодня.
- Сейчас?
- Позднее. Выиграй партию. Оденешь праздничный наряд, подвяжешь бородку и прийдешь, когда в цитадели букцин проиграет другую смену.
Но Гиеракс партию проиграл. Пообещав выиграть в другой раз, радостно взволнованный побежал в свой покой.
Спустя некоторое время вернулся к матери. В глубине комнаты она стояла с Арридеем и о чем-то возбужденно говорила. Увидев сына, замолчала.
- Пришел? - спросила.
- Пришел, - ответил Гиеракс. В цитадели проиграли другую смену. - Где подарок?
Ему хотелось увидеть его побыстрей. Оглядел комнату. То же ложе с перильцами и подушкой, стулья, кресла, на стенах рельефы и росписи на тему горных пейзажей да любви, под стеной, около светильника стол, застеленный зеленой скатертью. Все, как было. Где же подарок?
- Мама, давай подарок. Ты же говорила.
Лаодика трижды хлопнула в ладоши.
В покои зашла служанка с медным подносом в руках. Там лежал какой-то горбатый предмет, накрытый покрывалом.
Она поставила поднос и поклонилась, скрестив на груди руки.
- Все? - спросила Лаодика служанку.
- Все, любимая госпожа. Могу идти?
- Иди и сделай все, что велела.
Заинтересованный таинственным подарком, Гиеракс подошел к столу. Поправил подвязанную бородку, от которой белая тесьма тянулась к вискам, и посмотрел на мать:
- Это подарок?
- Да.
- Можно посмотреть?
- Можно.
Гиеракс протянул руку к покрывалу и резко отвел ее. Из-под ткани просочилась струйка темной жидкости, потекла по столу и закапала на пол.
Гиеракс присмотрелся.
- Кровь!.. - вскрикнул он и сорвал покрывало. На подносе, залитом кровью, лежала растрепанная голова Береники, а рядом - кудрявая золотоволосая головка ее сына.
Комнату заполнила мертвая, глухая тишина. Никто не отваживался первым ее нарушить. Побледнев, стоял Арридей и беззвучно чмокал губами. В углу за колонной пикнул какой-то зверек и замолк. Один из трех светильников от внезапного порыва ветра, ярко вспыхнул и погас.
Громко стуча деревянными подошвами сандалей, кто-то пробежал за окном. Где-то далеко залаяли собаки.
- Гиеракс, подойди ко мне, - сказала Лаодика. Когда он подошел, она увидела, что его глаза испуганы, губы дрожат.
- Ты уже большой и должен привыкать к царствованию. Береника загородила нам дорогу и потому справедливо наказана. Мы богами выбраны быть царями Селевкидии. Мы построим великую державу, будем иметь большое войско, много золота. Нас будут бояться и уважать цари чужих земель.
В комнату твердым шагом зашел начальник охраны цитадели. В правой руке держал медный шлем, а в левой - жезл, символ правителя. Он минуту растерянно поглядел то на Лаодику, то на Гиеракса. Подошел к Лаодике и растягивая слова сказал:
- Повелительница, имею честь доложить: египетское войско расположилось за болотным озером. Жгут костры. Что прикажете делать?
- На поляне перед цитаделью зажечь большой огонь приветствия. Если появятся в городе чужаки и будут интересоваться нашим войском, сообщайте, что сейчас оно далеко в Бактрии, воюет с племенами. Говорите, что дорога и мост в Антиохию свободны… В столице ни одного воина.
- Мама, это война? - испуганно спросил Гиеракс.
- Да, война, - ответила мать и подошла к окну.
Лаодика с Маркусом стояли на плоской крыше царского дворца. Солнце ясно сияло и даль светилась. С крыши было хорошо видно дым костров и Ромулово войско, которое копошилось за болотным озером. Лаодика и Маркус радовались: противник перед западней. Теперь остается ждать того часа, когда войско пойдет берегом озера на Александров мост. Но проходили часы, минул день, а египтяне оставались за озером. Лаодика велела слугам соорудить на площади очаги, поставить медные казаны, около очагов привязать вола и несколько коз, людям говорить, что будем готовить обед для египетских воинов, которые придут в город. На поляне перед цитаделью снова разожгли большой костер, символизирующий: "Приглашаем с миром!".
В городе появились чужаки в темных хламидах и островерхих овечьих шапках. Расспрашивали горожан о Беренике, кто ее видел, куда поехала, когда вернется. Знакомились со стражей, пытались пройти в цитадель, интересовались антиоховскими когортами.
Наступила ночь, а Ромул в Антиохию свои когорты не вел. Лаодика в беспокойном ожидании не отходила от окна, за которым далеко мерцали огни. Мысли тревожили душу. Мысленно говорила с Ромулом: "Чего стоишь за болотом? Иди, голубок, к нам. Дорога берегом, которую вымостил еще богоравный Александр, перед тобой свободна. Иди. До нашей столицы час ходу. Иди строем по четыре египтянина в ряду и не забудь прихватить повозки. Они очень пригодятся, чтобы перекрыть тебе дорогу к отступлению. Иди же, ненавистник женщин, иди! Тут тебя ожидает женщина с открытыми объятьями. Она научит любить и много еще чего сделает, чтобы долго помнил державу Селевкидов и Лаодику".
Но Ромул не шел. Она ступеньками выбегала на крышу, внимательно следила за огнями: не гасят ли их? Нет, не гасят. Беспокойство нарастало. В полночь велела служанкам готовить повозки в дальнюю дорогу и грузить имущество, приготовленное заранее. Во дворце началась суета, гомон, перешептывание служанок. Куда собирается ехать, с кем? А как же они, дети? Спрашивали ее, но она отвечала всем одно и тоже: "Никто никуда не поедет. Я - тоже".
Ночью никто не спал. На площади полыхал костер. К нему рабы на спинах носили снопы камыша и подкладывали в огонь. Стражи цитадели пекли в пепле рыбу и весело о чем-то говорили. Этих людей, казалось, ничто не волновало: ни египтяне, стоящие перед воротами цитадели, ни Лаодика, которая от отчаяния не находит себе места, ни личная судьба, что через несколько часов может быть другой.
Ранним утром, когда на горизонте первые лучи солнца коснулись еще сонных туч, Арридей, который смотрел в окно, громовым голосом крикнул:
- Идут! Они идут!
Лаодика, как ошпаренная, вскочила с кровати, на которую только прилегла, чтобы немного подремать, и побежала к нему:
- Где они?
- Там, - Арридей показал рукой в бок озера. - Там!
- Не вижу.
- Смотри внимательнее. Они идут!..
Ошибки не было. Египетское войско шло по узкой прибрежной дороге на мост.
В городе тревожно загудели букцины. Из домов повыбегали архонты и мелкие чиновники. Увидев в окне Лаодику, начали ей что-то кричать и махать руками. Она, прикипев глазами к египтянам, не слышала их.
Легион был еще далеко и нельзя было сказать, кто из военачальников едет впереди. Со временем, когда когорты обошли залив озера и вышли из затененной стороны горы, она тихо, как бы боялась, чтоб кто не подслушал, сказала:
- Арридей, впереди едет Ромул. Он едет на коне.
- Может, Ромул, а может и не он, - спокойно, растягивая слова, ответил Арридей. - Они еще далеко и лиц не разглядеть. На коне может ехать воетысячник или центурион в шлеме, а Ромул сидит в обозе. Я знал таких полководцев. Перед боем они одевают рядового воина в свой пурпурный плащ, на голову - шлем с конской гривой и посылают вперед легиона, а сам - в обоз.
- Не говори ерунду. На коне едет Ромул. Так говорит мне сердце. Это он.
- Если сердце говорит, то - он. Сердце не ошибается, - с иронией сказал Арридей.
Букцины смолкли и на улицах снова настала тишина. Лаодика прижала пальцами пульсирующие жилки на висках, тревожилась уже о другом:
- Где Протей? Почему не выходит из засады? Ромул уже скоро будет в столице, а его когорт нет.
Египтяне шли спокойно, малым шагом по четыре воина в ряду. На высоком вороном коне ехал Ромул в пурпурном военном плаще без рукавов, который обвивал его фигуру, спадая до колен коня. Он был уверен, что в Антиохии встретят, как желанного гостя. Недаром же прислали официальное приглашение с печатью Береники и на площади готовят сытый обед для его воинов. А там, где обед, там и вино. Береника не так скупа, как Лаодика. Она вернется из храма и удивится, что он уже в ее столице.
Когда до речки оставалось мало, чтобы перейти на мост, с горы упала большая каменная глыба и перегородила дорогу. Ромул дал знак рукой, чтобы когорты остановились. И в ту минуту с отвесной горной стены, будто с неба, посыпались крупные камни, засвистели стрелы и дротики, взвились копья. Ошалевшие воины заметались, как крысы в мышеловке, послышались дикие крики и стоны раненых. Они, как полоумные, метались по узкой дороге, на которой двум подводам, запряженными мулами, не развернуться, искали выход, но его не было. С одной стороны была высокая отвесная отполированная ветрами горная стена, а с другой - болото. Капкан захлопнулся.
Копья, камни, дротики, стрелы, кинжалы беспрерывно летели на головы египтян. Сраженные ударами, они падали один на другого, и стрелы торчали в их спинах. Те, кто бросился в болото, вопили, просили помощи и тонули в трясине. Некоторые пытались лезть на гору по стене, но сраженные копьями, падали, распростерши руки, будто раненые коршуны крылья. Всадники пробовали развернуть коней, но только ухудшали ситуацию. Лошади храпели и вставали дыбом, дико ржали, топтали воинов, прыгали в болото и тонули.
Сверху на голову разукрашенного коня Ромула упал крупный камень. Он сник и падая привалил собой хозяина. Ромулу еще можно было из-под него вылезти, он уже освободил руки, но чей-то конь упал на буланого и подняться было невозможно.
Когорте, что шла последней, удалось вырваться из окружения и отступить. Но там ее встретили антиоховцы. Бились врукопашную, как обреченные. Звон мечей, боевые крики командиров, стоны раненых, ругань и угрозы сливались в одну надрывную волну и глухо катились по земле до горизонта, откуда на побоище озверелых людей смотрело солнце.
Бой как начался неожиданно, так и закончился. Египтяне бросили оружие и попросили пощады.
Победа Лаодики была полная. Трофеи - большие. Кроме драгоценных боевых колесниц, коней, повозок, разного оружия и амуниции, в обозе были таланты, много золотых и серебряных денег - статер и тетрадрахм.
На следующий день антиоховцы готовились провести торжественный, праздничный триумф. На площадь в лозовых корзинах несли мясо животных, хлеб, лепешки, сыр, овощи, а в бурдюках и амфорах вино и пиво. Утешаясь легкой победе над Птолемеем, вельможные олигархи начали оглашать пылкие длинные речи в честь мужественных военачальников и мудрой царицы Лаодики.
Под вечер Протей с Демосфеном в сопровождении армейских старшин пришли на пустырь, где под охраной антиоховцев находились пленные египетские воины. Кто-то сидел, другие лежали на влажной земле. Сквозь разорванную одежду виднелись их голые плечи и груди, отмеченные кровавыми ранами. Пленные, угнетенные сокрушительным поражением, покорно ожидали суда победителей. Под одиноким на пустыре деревом на козьей шкуре лежал Ромул и около него сверкали латы из бронзовых пластин. Он избежал ранения, но внезапный нервный стресс, позорное поражение, осознание обманутого, угнетало его волю. Когда его вытянули из-под коня и он пришел в себя, первыми словами были: "Вина!.. Дайте вина!". Воины нашли вино и дали напиться. От вина у него помутнели глаза, он долго что-то бормотал, пока не заснул.
В приподнятом настроении светлоглазый и светловолосый Протей с Демосфеном подошли к нему. Ромул сел на мех и наершился. Через минуту переменился на вид, губы задрожали. В глазах появилась скорбь.
- Ромул, - твердым голосом обратился к нему Протей, - я главнокомандующий антиоховского войска. Прошу встать.
Ромул со взглядом побитой собаки поднялся, кряхтя. Колени мелко задрожали, то ли от вина, то ли от унижения. Он присел на корточки, поднялся, силясь, улыбнулся.
Протей с интересом оглядел его от кожаной зашнурованной на ногах обуви до непокрытой головы, увенчанной шапкой рыжих волос. Под глазами лежали синие тени, а на щеках краснели следы ссадин.
- Ромул, - с наигранным уважением обратился к нему Протей, - ты защищался отменно, как и подобает храброму воину. Мы уважаем мужественных воинов и идем им навстречу… Твое поражение, а моя победа могут быть нашим общим достоянием, если того захочешь. Еще можешь сидеть на коне с мечом в шлеме с конской гривой. Ты грек?
- Македонец.
- В нашей столице македонцев много. Хочешь с ними встретиться?
Ромул от прямого ответа уклонился. После некоторого молчания сказал:
- Протей, я тоже уважаю твое мужество. Слышал, что ты сильный и храбрый, но не знал, что ты еще и мудрый стратег. Поздравляю искренне.
- Спасибо. С тобой хочет встретиться Лаодика, ты знаешь ее?
- Когда-то встречался. Давно.
- Она тебя хвалит. Собирайся, пойдем.
- Хорошо, я к ней пойду, но, - он кивнул на Демосфена, - чтобы этот враг не шел рядом со мной.
Демосфен молча отошел к старшинам, стоявшим в стороне.
Шли неспеша. Протей с Ромулом впереди, а старшины и Демосфен в нескольких шагах позади их.
На плоской каменной глыбе сидел египетский воин с бледным лицом и присохшей раной на голове. Он, обхватив руками колени, задумчиво смотрел перед собой в какую-то только ему известную даль и своим видом напоминал большую птицу, что свободно летала в небе, но крылья подвели, и теперь она тоскует по высоте.
Подойдя ближе, в египтянине Демосфен узнал Дария и радостно крикнул:
- Дарий, ты живой!? Рад за тебя. Теперь будешь жить.
Дарий повернул голову и бросил на него испепеляющий взгляд.
- Я искренне рад, - примирительно повторил Демосфен. - Мы еще встретимся, я тебе помогу. Ты храбрый. Царица Лаодика ценит храбрых людей. Еще будешь иметь коня и большие деньги…
Не успел Демосфен досказать, как Дарий, выдавив из себя громовой рык, бросился на него.
- Селевк!.. - кричал Дарий. - Ты селевк! Ты поубивал моих родителей, сжег жилье, порезал коней и баранов!..
Он, словно леопард, раздувая ноздри, схватил Демосфена за горло и, извергая проклятия, цепко сжимал пальцы. Его рот перекосился от гнева за поражение и стыд побежденного. Он плакал и все сильнее и сильнее сдавливал горло Демосфену. Демосфен задыхался, чувствовал, что куда-то проваливается, вот-вот упадет… Когда Демосфен пришел в себя и открыл глаза, увидел Дария. Он лежал лицом вниз и обоюдоострый кинжал торчал у него в спине. Старшина молча выдернул его, обтер и вставил в ножны.
Дня через два Лаодика встретилась с Демосфеном и, увидев на шее синие пятна, спросила:
- До сих пор болит? Ты сам виноват, забыл, что враг и безоружный, остается врагом. И сильно болит?
- Уже не болит, но следы от его когтей еще не прошли.
- Говорят, ты знал этого египтянина.
- Он не египтянин. Он из племени коневодов, которое когда-то жило в провинции Вавилона. Лет восемнадцать тому назад царь Антиох велел своему преданному и послушному начальнику экспедиции Псамметиху покарать это племя за отказ платить дань конями. Псамметих вырезал одно из поселений, чтобы настращать других. Но другие поселения, не дожидаясь его прихода, снялись с места и убежали в Египет.
- Рассказываешь страшное, - невозмутимо сказала Лаодика и сменила тему разговора. - Сейчас я занимаюсь кадрами. Много наместников сатрапий, земель, городов своим профессионализмом и грамотностью не соответствуют занимаемым должностям. Одни из них постарели и утратили разум, а другие и не имели его. Мне нужны кадры молодые, новые управители, которые бы понимали и проводили нашу теперешнюю политику. Птолемей Эвергет не задержится придти к нам с большим войском и его уже не заманишь в ловушку. Уже теперь надо ковать нам новые мечи и набирать новобранцев. Кто это сделает? Только такие, как ты. Хочу предложить тебе должность правителя Вавилона. Ты грамотный, сдержанный, спокойный, сумеешь наладить хозяйство в драгоценной нашей провинции. Побудешь там год, может, два. За то время подыщу кого-то другого, а тебя возьму ко двору. По глазам вижу, что не нравится тебе мое предложение. Между тем племя коневодов, о котором ты говорил, вернулось на свои Вавилонские земли. Недавно от них приезжал посланец - очень симпатичная долгошеяя девушка, с большими, как у детей, глазами и очаровательной улыбкой. Мы выдали ей пергамент на вечное владение землей.
- Ида! - вскрикнул Демосфен.
Лаодика с интересом посмотрела на него, брови сдвинулись и тонкая загадочная улыбка скользнула по ее смуглому лицу.
- Ты ее знаешь?
- Знаю.
- Принимаешь мое предложение?
Демосфен ответил не сразу. Из внутреннего кармана туники достал фигурку божка и, держа ее на ладони, что-то прошептал.
- Что это у тебя? - спросила Лаодика.
- Бессмертный.
- Бог? Как звать?
- Бессмертный имени не имеет.
- Ты принимаешь мое предложение?
- Принимаю, - ответил Демосфен, и его лицо засветилось радостью.
ЭПИЛОГ
В комнате роскошного царского дворца Лаодика сидела в кресле из ливийского кедра, инкрустированного золотом и серебром. Ее согнутая фигура, утомленное сухое лицо, худые руки с сеткой синих прожилок и скрюченные подагрой пальцы, вызывали сочувствие. Бывшей очаровательной красоты, царской осанки и молодой неугомонности как и не бывало.
Двадцать лет прошло с того дня, когда она заманила Ромула в ловушку и одержала первую победу над Птолемеем. С тех пор не останавливались войны с Египтом. И все годы кровавились, болели горем и слезами. Были победы, но мира не было. Иногда заключала договоры с Птолемеем Третьим Эвергетом о вечной дружбе и мире, но только для того, чтобы еще больше наковать оружия и набрать молодежь в войско, которое пойдет на соседа с мечами. Чувство мести и ненависти озлобили сердце царицы и царя и они другого голоса в себе не слышали, как только мстить один другому. Державы разрушались, экономика приходила в упадок - деньги тратились в основном на войну. Хронический недостаток продуктов питания привел к голоданию населения. В городах и селах появилось много худых, изможденных людей с костистыми бедрами, в изношенных подпоясках и обсыпанных вшами.
Для Лаодики особенно неуспешными были последние годы, когда Птолемей, при поддержке римских сенаторов, сумел быстрее и больше набрать воинов, лучше их вооружить и нанести поражение Лаодике. Тогда же Птолемею удалось провести свои легионы глубоким ущельем горного хребта и неожиданно для Протея появиться в тылу его войска. Был жестокий бой. Противники врукопашную рубили один другого мечами и секирами, кололи копьями и рогатинами, дротиками и кинжалами, поражали отравленными стрелами, хватали за горло, выкручивали руки, забрасывали камнями. Двадцать тысяч воинов с обеих сторон полегло смертью и столько же стали инвалидами. В том бою погиб Протей и много других преданных военачальников. Позднее историки назовут непримиримость царицы "войной Лаодики".
Лаодика склонила голову на грудь и так неподвижно сидела задумавшись. Пустопорожние амбиции, тщеславие, запоздалое просветление, чувство искупления порождали разочарования и печаль. Требуя от подчиненных абсолютной покорности и послушания, не заметила когда окружила себя сворой беспринципных подхалимов, изворотливых прислужников, которые падали перед нею на колени и ползали раз за разом стукая лбом о пол. Печаль по растраченным годам нелепых войн опустошили ее душу. С каждым годом все чаще перед ней вставали живые образы безвинных жертв, в памяти остались бронзовый окровавленный поднос, на котором лежали распатланая голова Береники и золотистая головка ребенка. Они, как тени, сновали за ней и не давали покоя. Лекари, жрецы и оракулы, к которым обращалась, ничем не могли помочь. Не помогали редкие и дорогостоящие амулеты. Она уже хотела бы умереть, но смерть не приходила.
Давно отошли в подземное царство Маркус и Арридей. Демосфен поселился в далеком Вавилоне и правит сатрапией. Только Таян еще при ней. Он простил Лаодике инсценированный ею мятеж и после смерти Протея возглавил легионы. Он так же, как и Лаодика, патологически ненавидел Птолемея. И она доверяла ему, но и боялась. В последнее время стала замечать его завистливые взгляды на ее корону. Сыновья выросли какими-то перепуганными, а других прямых престолонаследников не было.
В комнату зашел евнух и напомнил, что пора идти в тронный зал, там царицу ожидает римский сенатор и просит аудиенции. Еще три года тому назад Рим оружием помогал ей, а теперь помогает Птолемею. Перед Римом ковер обещаний стелет и в дружбе клянется, как бывало перед нею.
С чувством еще неосознанной тревоги она встала с кресла. Реденькие седые волосы, стянутые на затылке, будто кисточка хвоста старой буйволицы, легли на согнутые плечи.
Темнолицый, полнощекий с кудрявым чубом, в белой тунике с красной полосой через правое плечо, - знак римского сенатора, - посланец Рима вскочил со стула, и приветствуя царицу, поцеловал себе большие пальцы на руках, прикрыв правый глаз. Лаодика заметила его холодный взгляд и в сердце ощутила гнев.
Еще несколько лет назад за такую дерзость она прогнала бы его и велела натравить собак. А теперь вынуждена сама заискивать перед Римом. Может, хоть немного чем-то поможет, ибо земля за войну запущена и ничего не родит, а державная казна пуста.
После взаимного приветствия и заверения в дружбе посланец сказал:
- Римский сенат снова напоминает о неуплате долгов за данные вам когда-то оружие и продукты питания.
- Образумьтесь!.. - аж вскрикнула Лаодика. - Оружие сенат нам подарил, а не продал, и не говорил, что придется платить. Как это понимать?
- Сенат сожалеет. Но оружие было наше и им пользовались ваши воины. Сенат может простить, если вы подарите морской залив вблизи Милета.
- Опомнитесь!.. - снова воскликнула царица. - Это же равносильно, что открыть ворота и сдаться противнику без боя. Как это понимать?
- Сенат считает вас разумной царицей и надеется, что вы правильно поймете.
Сердце Лаодики часто забилось, затрепетало, как у пойманной птицы. Хотела крикнуть на сенатора, но только махнула рукой. Дала знать, что аудиенция окончилась. Поднялась с тронного кресла и утомленно, будто на ее плечи положили тяжелый груз, вышла из зала.
Как и прогнозировалось серьезными политиками, нарождалась новая империя - Римская. И ее очертания уже были видны.
Пройдут годы и землями Египта и Селевкидии будут владеть другие цари и царицы. Кто-то еще будет пытаться исправить ошибки своих чрезмерно амбициозных предшественников, но экономически, морально и политически государства уже были обречены. За короткое историческое время Селевкидия и Египет утратят свою независимость, превратятся в восточные провинции Римской империи, и ими безоговорочно будут править прокураторы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Антиох Второй - царь Селевкидии, сын царя Антиоха первого и Стратоники, III ст. до н.э.
2. Лаодика - сестра и жена Антиоха Второго. Царица Селевкидии, III ст. до н.э.
3. Египетские цари:
Птолемей первый, Сотер - 305-284 гг. до н.э.
Птолемей Второй Лаг - 284-246 гг. до н.э.
Птолемей Третий, Эвергет - 246-221 гг. до н.э.
4. Селевк Первый, Никатор - 318-280 гг. до н.э., основатель государства Селевкидия, дед Лаодики и Антиоха Второго.
5. Аменхотеп IV (Эхнатон) - 1364-1347 гг. до н.э.
6. Александр Македонский - 356-323 гг. до н.э.
7. Антиохия - столица страны Селевкидии, основана на левом берегу реки Оронт в 305 гг. до н.э.
8. Береника - дочь Птолемея Второго.
9. Антогониды - династия царей Македонии, III ст. до н.э.
10. Диадохи - полководцы в войске Александра Македонского.
11. Центурион - начальник сотни воинов.
12. Исида - египетская мифология, богиня весны и женственности, сестра и жена бога Осириса. Женщина с рогами и солнечным диском на голове.
13. Осирис - в древнеегипетской религии бог растительности, властелин подземного царства. По мифам Осирис умирал осенью и воскресал весной. Брат и муж богини Исиды.
14. Оракул - пророчество, которое было ответом звезд на вопросы верующих, что давалось через жрецов. Цари обращались к оракулу, чтобы получить божественное одобрение своей политики.
15. Афродита - в древнегреческой мифологии богиня любви и красоты.
16. Гиксосы - семитские племена, в основном кочевники. Воевали с Египтом. Евреи и арабы являют собой современных семитов.
17. Хетты - название племен и народностей, что заселяли Малую Азию, в 17 ст. до н.э. объединились в одну державу.
18. Легион - воинское соединение, 3-10 тысяч воинов
19. Когорта - подраздел легиона, 300-500 воинов
20. Тога - верхняя одежда в виде куска ткани, каким обматывали тело.
21. Туника - одежда в виде сорочки. Сверху туники одевали тогу.
