Просвіта "Херсонщини"

Микола Василенко

 

Слово о поэте

С Николаем Василенко мы встретились в 1965 году на одном из "четвергов" Херсонского областного литературного объединения. Когда я окончил читать свои стихотворения, он высказал слова одобрения по поводу некоторых моих поэзий.
Мы познакомились. В ту пору Николай Александрович Василенко, как бывший политзаключенный сталинских лагерей, был не то что в опале, но и не на виду. С приходом брежневского застоя процесс развенчания культа Сталина заглох, и стихи поэта стали все реже и реже появляться в периодической печати. А между тем его поэзия заслуживала всяческого внимания и поддержки. Даже по тем немногим произведениям, которые увидели свет в периодической прессе и на радио, ощущался лирический накал и упорный поиск истины. Наступила тяжкая пора вынужденного молчания. Но не обращая внимания на отверженность тоталитарной системой власти, поэт продолжал работать в стол.
Большой русский поэт, живущий в Украине, Николай Ушаков в стихотворении "Вино" писал:

…Чем продолжительней молчанье,
Тем удивительнее речь
.

Настойчивость Николая Василенко была вознаграждена по достоинству любителями поэзии после выхода его первой книжки стихотворений "Небовий ключ" под одной обложкой еще с двумя авторами в издательстве "Таврия", г. Симферополь, 1990 г.
Ранее я занимался переводами с языков народов Советского Союза, делал переводы с казахского, татарского, украинского, с языка ханты.
У меня возникла идея заняться переводами стихотворений Николая Александровича на русский язык. Работа с текстами захватила меня. Его творчество тревожило мою душу, вызвало ответный заряд поэтических образов, желание сохранить авторскую интонацию, глубину мысли, стилистический рисунок поэзий. Стихи разнообразны по тематике и жанру, поэтические устремления направлены во все сферы нашей сложной и нелегкой жизни. Читатель убедится в этом, если ознакомится со сборником стихов. Поэтому мне нет необходимости приводить примеры в доказательство своих слов.
Сам я родился и прожил много лет в Западной Сибири, городе Омске, где успешно участвовал в литературной жизни земляков и издал книжку стихотворений для детей "Любопытный Василек". В те же годы заочно учился в Литературном институте им. А.М.Горького и печатал свои стихи в Москве в журналах "Октябрь", "Юность", "Огонек", "Смена", "Сельской молодежи", "Литературной газете" и других изданиях.
Летом 1964 года я переехал жить вместе с семьей в Херсон на родину жены. В Херсоне я познакомился с еврейским поэтом Аврамом Кацевым и перевел рукопись его стихотворений для детей с идиша на русский - "Веселый секрет". Потом перевел с украинского сборник М.Братана "Оторванная ветка" и книжку Н.Василенко "Раненая птица", рукопись которой, к сожалению, утрачена. И вот новая встреча с этим самобытным поэтом.
Рукопись книжки, которую он предложил мне, оказалась достойной пера этого тонкого поэта.
Я не буду цитировать отдельные стихи и строфы его произведений (получится хвалю в какой-то мере и себя как переводчика), пусть внимательный читатель скажет свое слово и оценит по достоинству наш общий труд. Добавлю, что к переводам я отнесся с большим уважением старался не повредить живой души стихотворений мастера украинской поэзии и дорогого мне человека.

Николай Касьянов

 


 

С самолета

Все выше, выше улетаю…
На солнце белая вуаль,
За облаками нежно тает
Чуть зеленеющая даль.

О Родина, ты за горою!
Хотя несу я груз годов,
Навек останется со мною
К тебе нетленная любовь.

 

Таврия

Былые года пролетели, как миг,
Грома отгремели, тачанки промчали...
Здесь нынче петляют степями каналы.
Идем, туда, друг мой,
Идем напрямик.
Там тишь и приволье,
На плесах везде
Бакланы и гуси,
В степях коростели,
И ГЭС отражается в теплой воде,
Где раньше был берег и плавни шумели.

 

Желанные дожди

Пришли и к нам желанные дожди.
Из-под ворот стремглав ручьи помчались.
И просветлели за окном кусты,
И тополя от капель закачались.

Благоухает сад себе не веря;
Вода по трубам с крыш летит звеня.
Я смело открываю настежь двери -
Пускай дожди идут и сквозь меня.

Луга цветут - под каплями намокли,
Идет парок от вспаханной земли.
Щебечут птицы вместе с солнцем теплым,
И прилетели в гости журавли.

Природы труд не пропадает даром...
Волнуется пшеница по степям.
Я исцелен.
Я сердцем благодарен
Поистине живительным дождям.

 

Верховина

В небе солнце, будто конь на круче
В золотой узде копытом бьет.
Новым тоном и аккордом звучным
Шум зеленый между скал цветет.

Ты проездом в этих горах синих,
И надежда множится твоя,
Что к тебе гуцулка с полонины
Подойдет и станет у ручья.

 

Рыбацкая ночь

Вдвоем сидим. И ночь. И ни души
Слипаются, отяжелевши, веки.
Блестит стожар - миров далеких реки,
И пахнут терпко рядом камыши.
На плесах месяц разостлал дороги,
Чтоб ветер утром не поранил ноги.
Умолкли комары, погас костер -
И замер в ожидании простор.
Толпой бредут из плавней тени прочь,
Уходит ночь.

 

В море

В море волны возле нашей здравницы -
За грядою новая гряда.
"Догоните, - я кричу, - красавицы,
Птицей пролетевшие года!

И верните мне, что промелькнуло
Голубою песнею в гаю;
Что тревожит душу, что заснуло -
Юность промелькнувшую мою!"

С криком пролетают чайки-птицы;
Светлым валом вздыбилась вода...
И в галоп рванулись белогривцы
Догонять ушедшие года.

 

Ночь на Днепре

Ветерком дышит плес...
Мы с тобой на утесе.
В дальних тучах виднеется белая ГЭС,
На луга и сады высеваются росы,
Густо падают росы созвездьем с небес.

И мерцают огни, будто звезды в кринице.
Выплывают огни из ночной кутерьмы,
И летят облака - белоснежные птицы,
Будто птицы из сказки,
Где звезды и мы.

 

Лирическое

Я не первый - такое бывает, -
Опустел, веет холодом храм,
Арфы ласковый звук умирает,
Душу заживо рвет пополам.

К сердцу шел твоему в непогоду,
День и ночь ковылял без дорог...
Жаль одно - подойти ни на йоту
Ближе всех до него я не смог.

 

Триолет

Расщебетался цвет мимозы...
Светило раннее встает,
Лучами обласкало лозы.
Расщебетался цвет мимозы.

Не оправдалися прогнозы:
Дожди прошли, весна цветет.
Расщебетался цвет мимозы...
Светило раннее встает.

 

Акварель

Качается на волнах моря вечер,
Плывут устало темные валы.
Уселось облачко горе на плечи,
Где свили гнезда гордые орлы.

О камни шумно бьет волна прибоя,
Хоть даже нет и признака на шторм...
И самолет рокочет под горою,
Где прямо у села аэродром.

 

Не хлебом единым

Есть честный хлеб, есть масло и вино,
А про запас - и колбаса и сало.
Но почему-то чувствуешь - их мало!
Страдает сердце - бедное оно.

Для жизни мало лишь котомок полных, -
В них есть еда, да пищи нет духовной.

 

Поэтический парадокс

Короткий стих. Писать его не просто.
Когда желанный образ не идет,
А лезут в строчку словеса-коросты,
Выходит, что городишь огород.

Немало дива разного на свете,
Но большего не видел сроду я,
Когда приходит муза в полнолетьи, -
Единственная честная судья.

Тогда стоишь, как Бог в глубокой нише;
Перед тобой распахнут целый свет,
Стихи легко взлетают выше... выше...
И плодотворен их духовный след.

 

Черный дождь

Черный радостный дождь твоих кос
Так доверчиво смотрит мне в очи...
Входит в душу напористо, вкось,
По утрам, среди дня и средь ночи.

Я в печали.
Но слава судьбе, -
В черный дождь я взрослею, тоскуя.
Как сказать и не знаю себе,
Что прожить без него не могу я.

Весь я в нем - в тонких струях на дне,
В этом празднично-сказочном круге.
Так по сердцу пришелся он мне -
Черный пламень, как ливень упругий.

Чтоб нигде никогда не погас,
Я беззвучно кричу за лесами:
- Пусть не будет разлуки у нас!..
Черный дождь, приумножься дождями!

 

Мой стих

Мой стих свой честный долг
исполнил смело, -
Гонец из Фермопил, что ночь бежал.
Но больно ранила мой стих измена...
А он людей к свободе призывал.

Он знал, что будет, что дорога значит;
Он падал с гор, сжимая в горле стон.
Ему отдам порыв души горячей,
И пусть как правда будет чистым он.

 

Искатели женьшеня

В тайге - неделями в пути -
С судьбой смирясь, покорно
Пытаются женьшень найти -
Живой целебный корень.

В жару и холод, под дождем,
Не жалуясь, не плача,
Они мечтают об одном:
Не обойди удача!

Женьшень для них и жизнь и свет, -
Шагают бездорожьем.
А где покой? Покоя нет,
Он лишь присниться может.

Вот так же в творческом лесу,
Без ропота и лени,
Мы ищем нашей жизни суть -
Целебный дар женьшеня.

 

Генная память

На Приднепровьи в голубой долине,
Где печенегов зламаный булат,
Мой Велес-дед пасет товар и ныне,
А рядом с ним стремительный сармат.

Не отшумели златогривы нивы,
Не убежала из озер вода,
И кони быстроногие, красивы,
Стоят, готовы к бою, как всегда.

 

Осенний случай

Нагрянула осень - туманы в дуброве -
И густо деревья нахмурили брови,
А ветер, что с тучами в небе блуждал,
Сломал свои крылья и наземь упал.
Упал с высоты в зеленеющий лес,
Шумит, что не может взлететь до небес.

 

Созерцание

Спросил я себя возле влажного мола:
- С какого ты неба явился, Микола?
Какою сиял в поднебесье звездою,
И сколько веков там кружил над землею?

- Я не был в зените, не буду пожалуй,
Не ездил от роду гостить у стожаров.
Кто должен стоять на земле, где рожден,
Не нужен тому поднебесный тот дом.

- Чего же ты в небо глядишь виновато,
Как будто оставил там милую хату?

 

Северное сияние

Серебряная горная метла
Сметает с неба шелковые ленты, -
Жар-птица, заблудившись, из крыла
Роняет перья, будто позументы.

Сквозь ветви сосен проступает мгла,
Ползет к оврагу тучкой темно-серой.
Посизовели сопки у села;
Тайга молчит, и затаились звери.

Снега, снега... Устало спит земля.
А небо льет сиянье на поля,
Течет вокруг мерцающей рекою.

Сияния волшебную красу
Я с давних пор в душе своей несу.
Она живет.
Она всегда со мною.

 

Главное

Не грех было бы провести корриду,
Иль отыскать невиданный гормон,
А то в песках забраться в пирамиду,
Где спит еще какой-то фараон.

Не грех зачислить подвиги в анналы,
В ракете к звездам совершить полет,
Прорыть на Марсе и свои каналы,
Иль растопить на Антарктиде лед.

Не грех отведать у титанов каши,
Найти комету...
Но не в этом речь.
Незаурядным было б счастьем нашим -
Открытый Мир потомкам уберечь.

 

Сожжение книг

Десятки тысяч книг
Съедал огонь костра.
Десятки тысяч книг
Пылали до утра.

"Сгори, сгори дотла!.. -
Торжествовал фашист. -
Сгори... и Генрих Манн,
А с ним и Ференц Лист!

Изгоями в огне
Умрете все теперь...
И Эгон Эрвин Киш,
И Теодор Пливьер!"

Не знал тогда фашист,
Что солнца не затмить.
Нельзя огнем костра
Огонь души спалить.

 

Родник

Студеный, радостный родник,
Играя в скалах древних,
Упрямо сквозь гранит проник,
Потек ручьем в деревню.

"Нам только горе от него, -
Селяне говорили. -
Вот чертов бес, ату его!"
Бетоном щель забили.

Но был он сказочно живуч,
Насилью не поддался, -
На улице проворный ключ
Лиманом расплескался.

Рекой бурлил, крепчал и рос -
Сносила все пучина.
Дрожал над чертороем мост
И ссунулась плотина.

Ключ рвал преграды до конца,
Как будто песня в стужу
Созрела в сердце у певца
И вырвалась наружу.

 

Рождение поэзии

Еще нет верных слов... Еще борьба,
Манящая, зовущая собою.
Стоишь и ждешь, и кажется труба
Вот-вот протрубит -
быть готовым к бою!

Еще лишь глина...
Животворный ключ
Наощупь ищет тропочку едину,
Чтоб вспыхнул образ, - ярок и могуч -
И вдохновеньем оживило глину.

Для завершения потребен миг.
Да только этот миг пока настанет,
Чтоб замысел свой мастерски отлить,
Наступит ночь тревожная, как рана.

 

Легенда о свободе

В чужих краях давным-давно,
Где люд убогий и природа,
От мук и кованных цепей
В тюрьме скончалася Свобода.

Примчался старый черный черт -
Глаза горят, вкруг шеи косы -
Он ловко душу подхватил
И в ад кромешный ее бросил.

И в преисподней крик и шум:
Свобода здесь!.. Свобода с нами!"
Люципер побледнел и скис,
Завыл, заскрежетал зубами.

"Ты кто? - спросил он душу вдруг. -
Откуда ты? Какого рода?"
Душа расправила свой стан,
Ему ответила: "Свобода!"

"Молчать!" - он крикнул. И закрыв
Рукою рот Свободе крепко:
"Эй, кто там! Быстро воскресить,
И не пускать отныне в пекло!"

С тех пор безжалостный палач,
Как не глумится, не терзает,
свобода гибнет иногда -
И вновь из мертвых воскресает.

 

Диалог

Промчится жизнь моя тревожно,
Как метеора яркий свет,
И не останется - о Боже! -
Моей дороги зримый след.

А кто-то голосом лукавым,
Не пряча злое торжество,
Заметит: "Не достиг он славы,
Взлетев, сгорел - и нет его".

А может быть, каким-то летом
Так внукам вымолвит дедок:
"Я знал его, он был поэтом,
И был полет его высок".

 

Остался молодым

Памяти брата Леонида

Он полем летел на буланом коне.
Вдали флаг победы зазывно маячил...
Рванулся фашистский снаряд -
и горячий
Ударил осколок под сердце.

Как птицы поют!..
Как волнуется жито!..
И жить бы да жить на земле без войны...
Дорога снарядами вся перерыта,
Пред ним оборвалась у черной стерни.
Погас в буреломном жестоком огне...
Он полем летел на буланом коне.

 

 


 

Верлибр

 

Скульптор

Не имел он кайла, ни резца,
чтобы вырубить себя в граните -
и начал работать локтями,
двигать плечами
(то правым, то левым)
вытаптывать нишу ногами.
И так день за днем
по капельке втискивался
в каменное безмолвие.
Осыпался гранитный порох на голову,
остывала кровь, каменели мышцы -
и вот он на пьедестале.
- Сфинкс! - говорим мы.
- Нет! - хочет возразить он
и не может.
Язык и губы окаменели.

 

Завязь

На берегу теплого моря
Девушка выпрыгнула из босоножек,
Скинула мини-юбочку -
И белая чайка
На синих волнах качается...
Возле лебедя воркует:
Собирай шелковые ветки
И свивай гнездышко.

 

Зови меня

Зови меня,
когда ветер горстями
выхлестывает воду
из нашей речки.
Ночью зови.
Тайными тропинками приду,
перепрыгну через изгородь
и принесу жар-птицу
на Ивана Купала.

 

Ожидание

Может, ждешь?
Наш родник меж камней лепечет...
Мелеет.
А прошлое не возвращается.
Может, ждешь?
Много воды утекло,
А из моего кувшина ты еще и не пила.

 

Встреча

Юная блондинка
с красными гроздьями калины в волосах,
с лукавинками в уголках глаз
кротко глянет на тебя...
и пойдет.
Ты не возьмешь ее заклинаниями,
не остановишь.
Придет время
сама перепрыгнет через плетень
и лукаво спросит:
"Не поздно?"
Принесет тебе цвет папоротника,
и этого будет довольно.

 

Эхо дождя

Прошелестит июльский дождь,
остановится -
и сам себя слушает.
Я смотрю на него,
смотрю
и удивляюсь:
Луг поет разнотравьем!..
Георгина в саду губами ловит
дождевое эхо!..
Дождь проходит,
а эхо еще долго висит на губах георгины,
аж пока не перельется в мою душу.
Тогда с улицы возвращаюсь
к себе в комнату,
счастливый и тихий, -
эхо дождя в моей душе.

 

Камень

Это неправда,
что камень немой.
Камень говорит губами пирамид,
грохотом горных обвалов,
гомоном мостовых дорог.

Камень,
как пепел Клааса,
стучит в сердце Планеты.
Его не обойти,
не объехать.
Он не видит,
не имеет теплых рук.
Сам когда-то прикатится к вашему дому,
умостится на пороге
и будет бдительно охранять,
как сторожевой пес,
ваш единственный мир.

 

Приглашение

Влюбленные, приходите ко мне,
несите неспетые песни.
Приходите в час моего вдохновенья,
когда выхожу из берегов
и бурлящие водопады грызут свои вудила.
Приходите в час моего кипенья,
ибо там, где спит река,
меня не будет.

 

Сущность

Тот рассвет прилетел не так, как птица;
и не так, как тень от птицы...
Твои глаза говорили о любви...
А кругом стояли сплетницы
и тайно насмехались.
Ты слышала их?
Они громче моей тени,
и твоей тени,
и нашей тени.
Но они лишены будущего,
и потому остались за порогом прекрасного.
Любимая,
ты утро надежд,
светлая ветка родословной,
сущность жизни нашей.

 

Правила безопасности

Когда отращу крылья
и открою сердце,
тогда вновь начну свою дорогу -
стану птицей.
А некто бескрылый
начнет учить меня летать,
скажет:
"Это в интересах безопасности!"
Да разумеет ли он,
что птицы умирают,
когда ограничивают их правилами.

 

Весеннее настроение

Вот они -
золотые струны весны, -
полей,
лесов,
босоногих дней отшумевших.

Белыми лебедями падают пальцы рук
на те струны -
и плывут,
плывут мажорные сонаты...
Аисты возвращаются в гнезда -
небо наполнено криками птиц.
Повсюду тает чернота -
и светлеют очи земли,
и ровно бьется мое сердце.

 

Притча о хлебе

Али-Баба кирпич когда-то
Вложил в мешок родному брату
И сам сказал, что хлеб в мешке.
Брат нес ту торбу налегке.
Где меж дубов кровавник рос,
Торбину нес.
Ползком тропу искал в мороз,
А ношу нес.
Сквозь мглу тащился, как в дыму,
Не день, а много лет...
И не был в тяжесть груз ему,
Он верил - в торбе хлеб.

 

Кувшин

Он никогда не бывает порожним.
Даже тогда,
когда выливают жидкость
и сушат на солнцепеке.
Он ревностно бережет запахи
топленого молока,
дивный вкус петрушки,
укропа,
сельдерея
и тепло рук хозяйки.
Он никогда не бывает порожним.

 

Небо

Мудреные поэты,
не ищите себе славы.
Слава -
лукава.
Внезапно ужалит,
как змея,
и глазом не моргнет.

Ищите высоту,
дорогу непросту.
Ищите Небо!

 

Шахматная доска

Там,
в центре на шахматной доске,
бегают оседланные кони,
трубят слоны,
и семенит горделивый король.
Каждый хочет быть первым.
Вместо одной дороги -
множество.
Лабиринт.
Ни утра,
ни вечера.
Ни посева,
ни урожая.
Там,
в центре...

 

Мир за окном

"Чарующий будет этот свет, Людка,
и после меня"
Ивашкевич

Время не убегает.
Это мы бежим мимо него,
поднимаем ветви деревьев -
пусть густым и зеленым будет лес!
Это для нас лето
вышивает яркими цветами
проселок,
по которому на взмыленном коне
помчимся за горизонт.
Свет кладет палитру на наши нивы,
ибо он без нас ничто,
как и мы без него, -
если нет первоцвета,
то не будет и сенокоса.

Не погаснет солнце в водовороте лет.
Будут летать птицы,
зелеными нитками весна вышьет степь,
лес оденет золотой перук
и будут танцевать журавли,
и не будет свету ни конца, ни края.

 

Дорога

Дорога из дома крутизною бежала,
обжигала пятки,
ножами кроила.

Дорога к дому
(в добром здоровьи будучи)
стелилась вышитыми рушниками...
Но камень за пазухой
еще терзал ему душу,
и двери не открывались.

 

Особняки

Жирные особняки,
что вылупились в озябшую ночь
с двухдверными воротами,
высоченными заборами,
затемненными окнами
и блестящими крышами,
как немые муляжи динозавров,
табунами стоят за городом...
И напуганы красными привидениями
(что бродят в ночи)
перекликаются,
как пугачи.

 

Земная энергия

Генератор Земной энергии -
наше сердце.
День и ночь
в погоду и непогоду
закипая,
замерзая
без устали
с буйностью в глазах,
как стреноженный конь,
день и ночь
в погоду и непогоду
работает генератор Земной энергии -
наше сердце.

 

Остатки прошлого

Пугливые воробьи
сегодня усердно выклевывают подсолнухи,
жуют жвачку.
Всюду куда не глянь - свобода,
сиди и чирикай...
Только вина минувших лет
давит сердце,
и они тревожно озираются.

 

Кто-то невидимый

Кто-то невидимый стоит за моей спиною.
Дышит.
Дышит мне в затылок,
листает страницы дневников
и ночью шарит по комнате...
Кто?..
Никого.
Но он есть!
Он ходит по моим следам
и дышит мне в затылок.

 

Слово

"Сначала было Слово"
Евангелие от Иоанна

Посреди тьмы
(где-то совсем близко)
явилось Слово
и поделило на белое и черное,
сладкое и горькое,
горячее и холодное,
красивое и уродливое,
ровное и горбатое,
наше
и ихнее.

 

Земля Орианы

"Мы пчелы невидимого"
Р.М.Рильке

Велесовых внуков земля,
ты знаешь тайну волшебства,
и твое тело здоровьем дышит.
Отец Орь на просторах кровным
сынам своим защиты искал.
Там могил толпа великая
и тропки меж ними узкие,
и тот, кто был вдохновлен Дажбогом
и поселился под Сваргой,
живым остался.

Земля приднепровская,
мы хотим напиться твоего здоровья.
Из одного корня вышел род наш
и дорога из тех веков идет.
Ории нам кричат во сне
и стрелы их до сих пор
в деревьях торчат...
А степь объединилась
и кони оседланы,
и сердца мужеством наполнены,
а знамена в небе трепещут, как птицы,
и Перун-громовержец рядом.

Благословенная земля,
не прячь своего лица в ладонях.
Мы - твои пчелы,
сердце далеко летит,
явись в полный рост
и зажги еще и свою свечку.

 

Стена


"Лупайте сю скалу..."
И.Франко

Незрячие поставили стену:
кирпич до кирпича,
железо до железа -
монолит!
А зрячие тайком
ее кайлами дробили
пока не завалили...
Распахнулась настежь дверь.
Простор глазами не охватить.
Только зрячие теперь не знают
куда девать свои руки,
криком кричат: Обокрали!
И незрячие снова
ставят стену - кирпич к кирпичу,
железо к железу.

 


 

Неизгладимые страницы

 

Академик Вавилов Н.И.

В каком зерне начало всех начал -
Загадочных веков живой причал?
Откуда в злаках движимая сила?..
Ищи ключи!..Ищи, ищи, Вавилов!

...На плаце эшафот и, как ограда,
Охраны плотный ряд, и Торквемада -
Кощунственных догматиков оплот -
Чтоб грешника спалить, огонь несет.

Уж из толпы выносят обомлелых,
И пастыри гуськом в нарядах белых
Несут кресты из хвои и лозы.
Покайся, Бруно!.. Здесь всевышний суд!
И если уши есть и есть язык,
Немым, глухим на этом свете будь!

...В тюрьме Вавилову давно не спится, -
В глазах стоят сутяг жестоких лица,
Терзают душу пытки много лет,
Сжигает голод - сил держаться нет.
И кто ж не дрогнет пред такой бедою?
Кто может руку помощи подать?
А если правду развести водою
И ложью самого себя предать?
Отречься от генетики, покаясь,
Склонить покорно гордую главу?..
Так делают схоласты, улыбаясь, -
Держалась только б лодка на плаву.
О, нет!..
И пусть невыносимым будет свет,
Такой морали -
Нет!

 

Микола Зеров

Добро нашло в той комнате причал.
Там никогда не угасает утро
Больших надежд и слов
простых и мудрых,
Ночей труда - и радость и печаль.

В руках с тетрадками, как при булате,
Эсхил, Шевченко, Эпикур и Блок
Сооружают до людей мосток
В той необычной и просторной хате.

К ним вход свободен и открыта дверь.
Живой там Зеров и старик Гомер, -
Издалека творений свет их видно.

Там нет и тени злобы и тоски...
И лишь поодаль молча Соловки
Глядят на этот дивный мир ехидно.

 

Александр Довженко
(странички из дневника)

Духовный свет зажат в руках слепцов.
Философы, пророки и поэты,
и судьи честные, ученые мужи
стоят толпой в оптическом прицеле.

До дна я выпью горький свой бокал,
не отрекусь от языка народа
и защищу обычаи родные...
О бобчинские, добчинские - звери,
Украине рот вы кляпом зажимали,
когда она горела на Голгофе
и, слабая, просила милосердия.

Молюсь.
Кому?
Молюсь и умоляю:
Не претвори мою Отчизну в пепел,
ее вершины глазом не измерить, -
Она народы призывает к миру.

 

Павел Грабовский

Когда за ним замкнулись с лязгом двери
и тишина незримо затопила
тюрьмы смердящей затхлые углы,
он не раскис,
не попросил прощенья, -
грядущее увидел,
где нет царей и автократов,
где всем - свобода и любовь.

Идеи возрожденной неофит,
талантливый поэт и правдолюбец,
он был готов пожертвовать собою,
чтоб рухнули и троны, и короны,
и зрение слепым вернулось нивам.
Скитаючись бессонно по земле,
сомнения ему терзали душу.
На перекрестке мировых идей
не стал на путь разбойников отпетых,
не опозорил свой крутой подъем.

Орлы живут не на лужайке ровной,
Свивают гнезда на высоких скалах.

 

Соломея Крушельницкая

Мама,
дайте щепотку родной земли
и кусочек неба
из нашего окошка...
Положу их в медальон -
пусть машут крылышками, как птицы,
и согревают мое сердце.
А как поеду на чужбину
и в Ла Скале,
или где-то за Рейном,
Карузо скажет:
"Простите!..
Но это ж не синьорина,
а сам Бог из Украины!
Крылатый голос!
Ніка!"
А я буду смеяться,
но не скажу,
что это голос неба и земли,
которые стучат мне в грудь.

Мама,
напойте мне полные уши наших песен.
Пусть я буду ими дышать
и смотреть на мир добрыми глазами.
А когда поеду за океан
и в сны прилетят
горные долины Карпат,
я заплачу, тоскуя,
и расскажу заморским людям
как родилась для песни.

 

Соловецкий музей-заповедник

Величественен этот храм-музей!
Молящийся здесь преклонял колени.
И это чудо - русский Колизей -
Соорудил народный мудрый гений.

Лицо фасадов радует людей.
Здесь много было странников убогих,
Они, отпрянув от житейских дел,
Просили всепрощения у Бога.

Но подойди, мой друг, к стене поближе.
На ней следы царапин давних вижу:
"Я здесь сидел с хохлом...
деревня Рика".

Как та трава, - о сколько надо сил! -
Из-под камней, замазки и белил
Глядит на нас печали горькой лико.

 

Дяди

От прадеда дядья мои идут, -
Руками чистыми свой хлеб растили.
Земле отдали разум свой и силы,
И не роптали на тяжелый труд.

Когда-то звезд далеких огоньки
К степям их приднепровским
приманили.
Они за них всей жизнью заплатили,
Когда их упекли на Соловки.

Этапы, холодина, рань туманна,
Умерших завещанье, плач вдовы
И баланда из желтой муравы,

Прошли сквозь них,
как пули из нагана...
Осталась в наших душах и крови -
Давно минувших дней живая рана.

 

Пристань Кемь

На пристани стою.
Кругом померкло -
И холодком коснулся сердца страх.
Стояла здесь когда-то брама в пекло,
Что было на далеких островах.

В минувшие года палач жестокий
Этапами людей сгонял сюда.
Тот жуткий день теперь уже далеко,
И не вернется больше никогда.

Но обнажите голову печально
И вспомните жестокость прежних дней.
Здесь мужественных Правда не молчала,
Она калилась в горне для людей.

 

Яр Славутич

Стояли ночи перед ним
И жизнь узлы вязала,
И застилал дорогу дым,
И было слез немало.

Волна вздымалась до небес,
Она как вал катилась.
Мерещилось, что свет наш - весь -
Разверзнута могила.

Но и в бурливу баламуть
Он выстоял добряче:
На пробу мощь твою берет.
Терпи. Держись, казаче!

И он держался, не обмяк, -
Манила нова днина:
Высоким пламенем маяк -
Любима Украина.

 

Христофор Колумб
(Бермудский треугольник)

Внезапно - где солнце?.. Где небо?..
О, горе! -
Холодный простор небывалый вокруг.
Куда-то пропали и суша и море,
И ветер попутный - товарищ и друг.

Беспомощен парус.
Застыл мертво компас.
Кто верно подскажет: где юг, где восток?
Под килем завыла какая-то помпа
И воду со звуком ломает, как лед.

"Ану, капитан, возвращай нас додому!
Что медлишь? Не видишь?..
Земле нашей край.
Спеши пока целый и в прорве самому
Искать не пришлось бы
для душ наших рай".

Матросы шумели, Колумба винили.
И ропот катился лавиной во мгле.
О как объяснить им, что море под ними?
А море, как всюду, лежит на земле.

И кормчий решился дать бой океану.
Он, сбросив одежду, ныряет за борт.
Все ахнули громко: "Конец капитану!..
Глотнул капитана, как щепочку, черт."

Но им из пучины недрогнувший голос:
"Матросы, здесь море - одна благодать!
И пахнет волна, как налившийся колос...
И хватит напрасно себя вам карать!

Мне трап опустите. Помолимся Богу,
Пускай ослушанье в чужбине простит,
И снова продолжим морскую дорогу,
И будет удача на нашем пути".

"Натягивай парус!" - кричали матросы.
И компаса стрелка качнулась на румб.
Явился ветрище, спружинились тросы,
И дальше повел каравеллы Колумб.

 

 


 

Северная ойкумена

 

Противостояние

 

Все двери, окна затвори;
Померк, казалось, белый свет, -
Бороться нету больше силы.
Кричит душа: "Не сдамся, нет!"

1949

 

Остаток

Забрали все: и хлеб, и соль,
Захлопнули со злостью дверцы...
Лишь боль одна осталась в сердце.

Я с мясом вырвал бы ту боль,
Что тело гложет и во сне.
Но что же остается мне?

1950

 

Нет тишины

За бугром искристые,
Вытянувшись в ряд,
Сосны серебристые
В Снежной Коми спят.

Улетели птицы -
Далеко весна.
А в сырой темнице
Нет покоя снам.

1950

 

Импровизация

Куда попрятались Пегасы?
Народом спетые псалмы
Под сапожищами погасли
Глухого ключника тюрьмы.

1951

 

Защиты не ожидай

Не защитят в тюрьме нас бруты, -
Им чуждым был простой народ.
Орел кровавый наши груди,
Как Прометею, расклюет.

1951

 

Парадокс

Кто посягнуть на друга жизнь посмел,
Тому тюремный срок или расстрел.
Кто убивает сотни без вины,
Тому дают медали и чины.

1951

 

Бессилье палача

Кремлевский босс боится справедливых,
Но больше всех палач боится мертвых.
Не может он убить уже убитых,
Не может мертвецам задраить рот.

1952

 

За Полярным кругом

Моя душа сегодня ноет.
Меня к земле невзгоды гнут...
Каким травами, какою
Ценой здоровье я верну?

И муза, плача и стеная,
Не может строчку написать,
Когда во мне тоска больная
Сидит, как нож по рукоять.

 

Однобаландникам

Когда же сгинет наш патриций,
Что к солнцу преграждает путь?
Иль может, щедрые жар-птицы
Весны уже не принесут?

Мужайтесь, братья! Вещим звоном
Разбудим сонную реку -
И мы еще пожмем ладони
В горах отчизны Спартаку!

1952

 

За бортом

Пусть нынче за бортом живу корабля,
Но нежна ко мне, благосклонна земля,
И суть моей песни извека нетленна -
Течет, не мелеет ручей Гиппокрена.

1952

 

Обвинение

Вы юность мою по-злодейски убили,
И крови невинной премного пролили...
Теперь моя плачет больная душа,
Где белые ночи и леса межа.

1953

 

Дорога на Парнас

Пришел мечтам моим в этапах крах.
Мне лезут в душу конвоиров лапы.
Мои стихи в железных кандалах,
Их распинают на крестах пилаты.

И нелегко идти, когды ты босый,
Но тяжелее в этот страшный час
Мне одолеть в душе свои торосы,
Взойти без ран и боли на Парнас.

1953

 

Клич

Распахните мне двери темницы,
Чтобы сердцем народу раскрыться.
Заблудилась терниста дорога,
Нет ни правды уже и ни Бога.
"Открывайте! - кричу как могу. -
Не откроете - завтра сбегу".

1953

 

DIXI*

Г.Кочуру

Когда бы сердце выразить я словом мог
И песнею взлететь высоко,
Тогда сказал бы своим порывам:
Довольно!
Довольно мучить мою душу!
Я слово верное нашел,
И песню написал,
Что не давала жить спокойно.

Так сказал бы своим порывам,
Когда бы сердце положить мог в слово.
А что скажу ныне?
Мучьте!..
Мечту мою терзайте,
рисуйте чудо-сны...
Но силы мне придайте,
чтоб мог неутомимо
идти с народом я.

1953

 

* DIXI - лат. - я все сказал.

 

Марево

За рекою встревожены кони заржали...
Ветер плелся с востока уставший и хил;
Утро летнее в розовой легкой пижаме
Поднималось крылато над лесом глухим.

В синих лужицах вдаль уходила дорога,
По розлогам тянулся, сливаясь, туман...
На ограду темницы, где сосны убоги,
Сели птички из дальних неведомых стран.

Стайка песнями сердце больное пленила,
Принесла золотые от счастья ключи.
В сердце мигом очнулась
дремавшая сила,
Будто солнечный зайчик туда заскочил.

Что увидело, сердце, ты в стайке залетной?
Может, Конку Олешкину, остров Казак,
Где широкий лиман
возле плавней зеленых,
А за ними Херсон и глубокий овраг?

1954

 

Кто защитит?

Я.П.

Резвился ветер за моим окном,
Лохматых туч гряда спустилась низко.
Как драгоценных россыпей монисто,
Пылают фонари понад селом.
Идут дожди за нашею стеною,
Лепечут во дворе, как дети босы,
И сосны за рекой покрылись мглою...
Кто защитит меня в такую осень?
Кто на сердце залечит рваный шов,
Когда не ты и не твоя любовь?

1954

 

К музе

На мне лежит твое святое бремя.
Его я сброшу там, где дождь и гром.
Ромашками украшенное время
Я, как невесту, проведу в свой дом.

Наступит рай, и тихо всюду будет, -
Забудется жестокий с ложью бой.
Иные сказки принесут нам люди...
Но вот найду ли в этом я покой?

1954

 

Далекое

Я в памяти прошедшее листаю:
Херсон, речушка, камыши, бетон...
Там молодость тревожную оставил,
Покинул радость, как приятный сон.

Тебе, мечта, всегда я был послушен;
Ты только не бросай меня в пути.
Пока мне ветер не погасит душу,
С тобою буду молодо идти.

1954

 

Не упрекай

Е.Д.

Когда нам, друг мой, не везло,
Не упрекай, что было зло.
Восславим горестные дни
И сердца нашего печаль...
В заснеженной тайге они
Из нас варили сталь.

1955

 

Мое прибежище

Со всех сторон охвачен дротом,*
На окнах он и на стенах.
Насущий хлеб залитый потом,
Слезами горькими пропах.

А где-то там восходит солнце
И светит месяц молодой.
Мое им чуждое оконце,
И мой барак для них чужой.

1954

* дріт (укр.) - проволока

 

Северная акварель

Снега и снега...
Как собака,
высунув белый язык,
носится по тундре вьюга,
от стужи и тоски воет на месяц.

Снега и снега...
Мороз лязгает зубами,
холодными лапами лезет мне за ворот.
Я думаю о тебе, Украина,
и мне тепло.
Мне тепло,
ибо я думаю о тебе.

1954

 

Заснул Иисус...

Заснул Иисус и Магомет, и Будда...
Невесть куда идет народ во мгле.
Когда и кто у нас богов разбудит
И новый крест поставит на земле?

Не спят в ночлежках палачи и бесы, -
Их на земле бесчисленная рать:
Кого б еще распять или повесить,
Пока Иисус и Будда крепко спят?

1954

 

Надежда

В темнице, где ни хлеба и ни права,
Где произволом заслонили свет,
Налита кружка до краев отравой,
А избавленья от страданий нет.

Но прилетят к нам птицы вольной стаей,
Настанет созиданья жданый час, -
Восторжествует истина простая,
И встретит Правда у порога нас.

1954

 

Реквием

Настало время собирать нам камни,
Которыми жестоко били нас
на черных тропах Коми и Камчатки,
На Соловках и снежной Воркуты.

Настало время нам собрать те камни, -
Их всюду, всюду на дорогах - горы! -
И памятник соорудить отважным,
Которые до Правды молча шли,
А в смерть попали...

 


 

Город Кия

Поэма

"И быша три братья
и сестра Лыбедь"
Повесть временных лет

 

1

Споемте дружно про великий Киев!
Пусть будут в славе наши предки,
Воздвигнувшие город на холмах.
Пусть будет поле ихне плодородно
И благодарна память не погаснет
О кожемяках, пахарях и зодчих,
О добрых воинах, князях и смердах,
Что Золотые возвели ворота.

 

Лыбедь

Как в этом крае тихо и погоже!
Я кланяюсь широкому Днепру,
Лугам и солнцу, и тебе, Даждьбоже...
В такой красе я сроду не умру.

Есть золото и хлеб, и мы не голы,
И пусть порою наша жизнь не рай,
К чему искать бездумно ветра в поле,
Когда сердца волнует этот край.

На том холме, где гуннов попелище
Нам душу бередит своим бельмом,
Соорудим всем миром городище
И Киевом в честь Кия назовем.

 

3

Кий

Пусть будет так! Немедленно приступим,
Чтоб из глухой степи, что за холмом,
Ни дикий гунн, ни из лесу преступник
Не смог проникнуть в наш семейный дом.

Не оскверним мы отчего порога,
Победами прославим милый край.
Здесь дичи тьма и земли не убоги,
И будет зверь и тучен урожай.

Трава не вникнет жалобою рати,
Не упадет святой престол Троян.
И будет стол богатым в каждой хате,
И будут гости из далеких стран.

Мы братья тем, кто славится недаром,
Кто хочет жить в согласьи на горе...
А коль придут коварные хазары -
Закроем вмиг ворота на Днепре.

 

4

Дорога истории

Мирские хижины горели,
Когда шли полчища с низов
И глубоко метали стрелы
В гнездо Олеговых сынов.

Когда жилищ осталось мало, -
Все поглощал огонь и дым, -
Под пеплом жизнь не угасала,
Был корень Киева живым.

Лишь битва стихнет, враг отпрянет,
И в ножны спрячутся мечи,
Приходят мудрые миряне -
Степовики и вятичи.

Они работают бессонно -
Шумит и день и ночь гора...
И вновь стоят хоромы, стены
На правом берегу Днепра.

И мирные купцы-варяги
Везли товар Днепром седым...
Увидев городские стяги,
Очам не верили своим.

Вчера тут был огонь повальный,
Бродило горе по золе -
Сегодня вымахал буквально,
Не город - сказка на земле.

Бежали орд князья-поганы,
Забыв своих шатров уют,
Твердили:
"В Киеве - шайтаны,
Их даже стрелы не берут!"

Да вновь тревожное взлетало:
На Киев движутся враги!
И вече града бушевало:
Русь, в битве выстоять смоги!

И вновь известное начало,
Опять пожары, смерть и кровь...
Все повторялось, как бывало,
И возводился Киев вновь.

 

5

Крещение киевлян

"Аз бых самовидец"
Нестор-летописец

Когда решили идолам не верить,
И осветил крестом твердыню князь,
"Всех истуканов поволочь на берег
И сбросить в воду!" - свой он дал наказ.

И в Киеве, где в гору шла дорога,
Мечем и тесаками, налегке,
Толпа рубала Велеса, Даждьбога
И волокла грязищами к реке.

А над Днепром, как сказочные птицы,
Летели тучи из краев чужих.
И седовласые жрецы и жрицы
Показывали жезлами на них:

"Убойтеся возмездия, кияне!
Поберегите головы свои.
Перун во гневе видит сквозь туманы...
Уже он в небе.
Он идет на вы!"

И грянул гром. И туч орава через
Холмы поплыла.
Хлынул мощный дождь.
И страх прожег, и воинов, и челядь,
Как половецкий беспощадный нож.

И вся толпа на черево упала,
И поползла, стеная и скуля,
И идоловы ноги целовала,
Прощение за тяжкий грех моля.

Шалела исступленно непогода,
Потухло солнце, не видать ни зги.
"В мечи, дружина! - крикнул воевода. -
Лежачу челядь выбить до ноги!"

"Остановитесь! -
князь воскликнул грозно. -
Лежачих бить - не надобно ума.
Христос послал на ниву ливень звонкий,
Чтоб не морила голодом зима."

И он разулся, скинул шапурину,
А дождь по лицам струями хлестал.
Пошел босой в зеленою долину
И говорил: "Тут, люди, лепота!"

И люди встали. Озарились лица,
Как будто сроду не было беды.
"Нам дождь на пользу!
Вырастет пшеница,
В садах поспеют сладкие плоды".

Поверили, что смерть их не застанет,
И в срок созреет колос налитой...
И танцевали под дождем кияне,
И грязь бросали идолам в лицо.

 

Просвіта "Херсонщини"